- 39 - ................................................................. 3. Глава 3 Этого Вагу, думал Румата, было бы очень интересно изловить и вывести на Землю. Технически это не сложно. Можно было бы сделать это прямо сейчас. Что бы он стал делать на Земле? Румата попытал- ся представить себе, что Вага стал бы делать на Земле. В светлую комнату с зеркальными стенами и кондиционированным воздухом, пах- нущим хвоей или морем, бросили огромного мохнатого паука. Паук прижался к сверкающему полу, судорожно повел злобными глазками и - что делать? - боком, боком кинулся в самый темный угол, вжался, угрожающе выставив ядовитые челюсти. Конечно, прежде всего Вага стал бы искать обиженных. И, конечно, самый глупый обиженный по- казался бы ему слишком чистым и непригодным к использованию. А ведь захирел бы старичок. Пожалуй, даже и умер бы. А впрочем, кто его знает! В том-то все и дело, что психология этих монстров - совершенно темный лес. Святой Мика! Разобраться в ней гораздо сложнее, чем в психологии негуманоидных цивилизаций. Все их дейс- твия можно обьяснить, но чертовски трудно эти действия предска- зать. Да, может быть, и помер бы с тоски. А может быть, огляделся бы, приспособился, прикинул бы, что к чему, и поступил бы лесни- чим в какой-нибудь заповедник. Ведь не может же быть, чтобы не было у него мелкой, безобидной страстишки, которая здесь ему только мешает, а там могла бы стать сутью его жизни. Кажется, он кошек любит. В берлоге у него, говорят, целое стадо, и специаль- ный человек к ним приставлен. И он этому человеку даже платит, хотя скуп и мог бы просто пригрозить. Но что бы он стал делать на Земле со своим чудовищным властолюбием - непонятно! Румата остановился перед таверной и хотел было зайти, но обна- ружил, что у него пропал кошелек. Он стоял перед входом в полной растерянности (он никак не мог привыкнуть к таким вещам, хотя это случилось с ним не впервые) и долго шарил по всем карманам. Всего было три мешочка, по десятку золотых в каждом. Один получил про- куратор, отец Кин, другой получил Вага. Третий исчез. В карманах было пусто, с левой штанины были аккуратно срезаны все золотые бляшки, а с пояса исчез Кинжал. Тут он заметил, что неподалеку остановились двое штурмовиков, глазеют на него и скалят зубы. Сотруднику института было на это наплевать, но благородный дон Румата Эсторский осатанел. На се- кунду он потерял контроль над собой. Он шагнул к штурмовикам, ру- ка его непроизвольно поднялась, сжимаясь в кулак. Видимо, лицо его изменилось страшно, потому что насмешники шарахнулись и с застывшими, как у паралитиков, улыбками торопливо юркнули в та- верну. Тогда он испугался. Ему стало так страшно, как было только один раз в жизни, когда он - в то время еще сменный пилот рейсо- вого звездолета - ощутил первый приступ малярии. Неизвестно, от- куда взялась эта болезнь, и уже через два часа его с удивленными шутками и прибаутками вылечили, но он навсегда запомнил потрясе- ние, испытанное им, совершенно здоровым, никогда не болевшим че- ловеком, при мысли о том, что в нем что-то разладилось, что он стал ущербным и словно бы потерял единоличную власть над своим - 40 - ................................................................. телом. Я же не хотел, подумал он. У меня и в мыслях этого не было. Они же ничего особенного не делали - ну, стояли, ну, скалили зу- бы... Очень глупо скалили, но у меня, наверное, был ужасно неле- пый вид, когда я шарил по карманам. Ведь я их чуть не зарубил, вдруг понял он. Если бы они не убрались, я бы их зарубил. Он вспомнил, как совсем недавно на пари разрубил одним ударом сверху донизу чучело, одетое в двойной соанский панцирь, и по спине у него побежали мурашки... Сейчас бы они валялись вот здесь, как свиные туши, а я бы стоял с мечом в руке и не знал, что делать... Вот так бог! Озверел... Он почувствовал вдруг, что у него болят все мышцы, как после тяжелой работы. Ну-ну, тихо, сказал он про себя. Ничего страшно- го. Все прошло. Просто вспышка. Мгновенная вспышка, и все уже прошло. Я же все-таки человек, и все животное мне не чуждо... Это просто нервы. Нервы и напряжение последних дней... А главное - это ощущение наползающей тени. Непонятно, чья, непонятно, откуда, но она наползает и наползает совершенно неотвратимо... Эта неотвратимость чувствовалась по всем. И в том, что штурмо- вики, которые еще совсем недавно трусливо жались к казармам, те- перь с топорами наголо свободно разгуливают прямо посередине улиц, где раньше разрешалось ходить только благородным донам. И в том, что исчезли из города уличные певцы, рассказчики, плясуны, акробаты. И в том, что горожане перестали распевать куплеты поли- тического содержания, стали очень серьезными и совершенно точно знали, что необходимо для блага государства. И в том, что внезап- но и необьяснимо был закрыт порт. И в том, что были разгромлены и сожжены "возмущенным народом" все лавочки, торгующие раритетами, - единственные места в королевстве, где можно было купить или взять на время книги и рукописи на всех языках империи и на древ- них, ныне мертвых, языках аборигенов Запроливья. И в том, что ук- рашение города, сверкающая башня астрологической обсерватории, торчала теперь в синем небе черным гнилым зубом, спаленная "слу- чайным пожаром". И в том, что потребление спиртного за два пос- ледних года выросло в четыре раза - в Арканаре-то, издревле сла- вившемся безудержным пьянством! И в том, что привычно забитые, замордованные крестьяне окончательно зарылись под землю в своих благорастворениях, райских кущах и воздушных лобзаниях, не реша- ясь выходить из землянок даже для необходимых полевых работ. И, наконец, в том, что старый стервятник Вага Колесо переселился в город, чуя большую поживу... Где-то в недрах дворца, в роскошных апартаментах, где подагрический король, двадцать лет не видевший солнца из страха перед всем на свете, сын собственного прадеда, слабоумно хихикая, подписывает один за другим жуткие приказы, об- рекающие на мучительную смерть самых честных и бескорыстных лю- дей, где-то там вызревал чудовищный гнойник, и прорыва этого гнойника надо было ждать не сегодня-завтра... Румата поскользнулся на разбитой дыне и поднял голову. Он был на улице Премногоблагодарения, в царстве солидных купцов, менял и мастеров-ювелиров. По сторонам стояли добротные старинные дома с лавками и лабазами, тротуары здесь были широки, а мостовая выло- - 41 - ................................................................. жена гранитными брусьями. Обычно здесь можно было встретить бла- городных да тех, кто побогаче, но сейчас навстречу Румате валила густая толпа возбужденных простолюдинов. Румату осторожно обходи- ли, подобострастно поглядывая, многие на всякий случай кланялись. В окнах верхних этажей маячили толстые лица, на них остывало воз- бужденное любопытство. Где-то впереди начальственно покрикивали: "А ну проходи!.. Разойдись!.. А ну, быстро!.." В толпе перегова- ривались: - В них-то самое зло и есть, их-то и опасайся больше всего. На вид-то они тихие, благонравные, почтенные, поглядишь - купец куп- цом, а внутри яд горький!.. - Как они его, черта... Я уж на что привычный, да, веришь, за- мутило смотреть... - А им хоть что... Во ребята! Прямо сердце радуется. Такие не выдадут. - А может, не надо бы так? Все-таки человек, живое дыхание... Ну, грешен - так накажите, поучите, а зачем вот так-то? - Ты, это, брось!.. Ты, это, потише: во-первых, люди кругом... - Хозяин, а хозяин! Сукно есть хорошее, отдадут, не подорожат- ся, если нажать... Только быстрее надо, а то опять Пакиновы при- казчики перехватят... - Ты, сынок, главное, не сомневайся. Поверь, главное. Раз власти поступают - значит, знают, что делают... Опять кого-то забили, подумал Румата. Ему захотелось свернуть и обойти стороной то место, откуда текла толпа и где кричали про- ходить и разойтись. Но он не свернул. Он только провел рукой по волосам, чтобы упавшая прядь не закрыла камень на золотом обруче. Камень был не камень, а обьектив телепередатчика, и обруч был не обруч, а рация. Историки на Земле видели и слышали все, что виде- ли и слышали двести пятьдесят разведчиков на девяти материках планеты. И поэтому разведчики были обязаны смотреть и слушать. Задрав подбродок и растопырив в стороны мечи, чтобы задевать побольше народу, он пошел прямо на людей посередине мостовой, и встречные поспешно шарахались, освобождая дорогу. Четверо коре- настых носильщиков с раскрашенными мордами пронесли через улицу серебристый портшез. Из-за занавесок выглянуло красивое холодное личико с подведенными ресницами. Румата сорвал шляпу и поклонил- ся. Это была дона Окана, нынешная фаворитка орла нашего, дона Рэ- бы. Увидя великолепного кавалера, она томно и значительно улыбну- лась ему. Можно было, не задумываясь, назвать два десятка благородных донов, которые, удостоившись такой улыбки, кинулись бы к женам и любовницам с радостным известием: "Теперь все прочие пусть поберегутся, всех теперь куплю и продам, все им припомню!.. "Такие улыбки - штука редкая и подчас неоценимо дорогая. Румата остановился, провожая взглядом портшез. Надо решаться, подумал он. Надо, наконец, решаться... Он поежился при мысли о том, чего это будет стоить. Но ведь надо, надо... Решено, подумал он, все равно другого пути нет. Сегодня вечером. Он поравнялся с оружей- ной лавкой, куда заглядывал давеча прицениться к кинжалам и пос- лушать стихи, и снова остановился. Вот оно что... Значит, это бы- ла твоя очередь, добрый отец Гаук... - 42 - ................................................................. Толпа уже рассосалась. Дверь лавки была сорвана с петель, окна выбиты. В дверном проеме стоял, упершись ногой в косяк, огромный штурмовик в серой рубахе. Другой штурмовик, пожиже, сидел на кор- точках у стены. Ветер катал по мостовой мятые исписанные листы. Огромный штурмовик сунул палец в рот, пососал, потом вынул изо рта и оглядел внимательно. Палец был в крови. Штурмовик поймал взгляд Руматы и благодушно просипел: - Кусается, стерва, что твой хорек... Второй штурмовик торопливо хихикнул. Этакий жиденький, бледный парнишка, неуверенный, с прыщавой мордой, сразу видно: новичок, гаденыш, щенок... - Что здесь произошло? - спросил Румата. - За скрытого книгочея подержались, - нервно сказал щенок. Верзила опять принялся сосать палец, не меняя позы. - Смир-рна! - негромко скомандовал Румата. Щенок торопливо вскочил и подобрал топор. Верзила подумал, но все-таки опустил ногу и встал довольно прямо. - Так что за книгочей? - осведомился Румата. - Не могу знать, - сказал щенок. - По приказу отца Цупика... - Ну и что же? Взяли? - Так точно! Взяли! - Это хорошо, - сказал Румата. Это действительно было совсем не плохо. Время еще оставалось. Нет ничего дороже времени, подумал он. Час стоит жизни, день бес- ценен. - И куда же вы его? В башню? - А? - растерянно спросил щенок. - Я спрашиваю, он в башне сейчас? На прыщавой мордочке расплылась неуверенная улыбка. Верзила заржал. Румата стремительно обернулся. Там, на другой стороне улицы, мешком тряпья висел на перекладине ворот труп отца Гаука. Несколько оборванных мальчишек, раскрыв рты, глазели на него со двора. - Нынче в башню не всякого отправляют, - благодушно просипел за спиной верзила. - Нынче у нас быстро. Узел за ухо - и пошел прогуляться... Щенок снова захихикал. Румата слепо оглянулся на него и мед- ленно перешел улицу. Лицо печального поэта было черным и незнако- мым. Румата опустил глаза. Только руки были знакомы, длинные сла- бые пальцы, запачканные чернилами... Теперь не уходят из жизни, Теперь из жизни уводят. И если кто-нибудь даже Захочет, чтоб было иначе, Опустит слабые руки, Не зная, где сердце спрута И есть ли у спрута сердце... Румата повернулся и пошел прочь. Добрый слабый Гаук... У спрута есть сердце. И мы знаем, где оно. И это всего страшнее, - 43 - ................................................................. мой тихий, беспомощный друг. Мы знаем, где оно, но мы не можем разрубить его, не проливая крови тысяч запуганных, одурманенных, слепых, не знающих сомнения людей. А их так много, безнадежно много, темных, разьединенных, озлобленных вечным неблагодарным трудом, униженных, не способных еще подняться над мыслишкой о лишнем медяке... И их еще нельзя научить, обьединить, направить, спасти от самих себя. Рано, слишком рано, на столетия раньше, чем можно, поднялась в Арканаре серая топь, она не встретит отпора, и остается одно: спасать тех немногих, кого можно успеть спасти. Будаха, Тарру, Нанина, ну еще десяток, ну еще два десятка... Но одна только мысль о том, что тысячи других, пусть менее та- лантливых, но тоже честных, по-настоящему благородных людей фа- тально обречены, вызывала в груди ледяной холод и ощущение собс- твенной подлости. Временами это ощущение становилось таким острым, что сознание помрачалось, и Румата словно наяву видел спины серой сволочи, озаряемые лиловыми вспышками выстрелов, и перекошенную животным ужасом всегда такую незаметную, бледненькую физиономию дона Рэбы и медленно обрушивающуюся внутрь себя весе- лую башню... Да, это было бы сладостно. Это было бы настоящее де- ло. Настоящее макроскопическое воздействие. Но потом... Да, они в институте правы. Потом неизбежное. Кровавый хаос в стране. Ночная армия Ваги, выходящая на поверхность, десять тысяч головорезов, отлученных всеми церквами, насильников, убийц, растлителей; орды меднокожих варваров, спускающиеся с гор и истребляющие все живое, от младенцев до стариков; громадные толпы слепых от ужаса кресть- ян и горожан, бегущих в леса, в горы, в пустыни; и твои сторонни- ки - веселые люди, смелые люди! - вспарывающие друг другу животы в жесточайшей борьбе за власть и за право владеть пулеметом после твоей неизбежно насильственной смерти... И эта нелепая смерть - из чаши вина, поданной лучшим другом, или от арбалетной стрелы, свистнувшей в спину из-за портьеры. И окаменевшее лицо того, кто будет послан с Земли тебе на смену и найдет страну, обезлюдевшую, залитую кровью, догорающую пожарищами, в которой все, все, все придется начинать сначала... Когда Румата пнул дверь своего дома и вошел в великолепную об- ветшавшую прихожую, он был мрачен, как туча. Муга, седой, сгорб- леный слуга с сорокалетним лакейским стажем, при виде его сьежил- ся и только смотрел, втянув голову в плечи, как свирепый молодой хозяин срывает с себя шляпу, плащ и перчатки, швыряет на лавку перевязи с мечами и поднимается в свои покои. В гостиной Румату ждал мальчик Уно. - Вели подать обедать, - прорычал Румата. - В кабинет. Мальчик не двинулся с места. - Вас там дожидаются, - угрюмо сообщил он. - Кто еще? - Девка какая-то. А может, дона. По обращению вроде девка - ласковая, а одета по-благородному... Красивая. Кира, подумал Румата с нежностью и облегчением. Ох, как слав- но! Как чувствовала, маленькая моя... Он постоял, закрыв глаза, собираясь с мыслями. - Прогнать, что ли? - деловито спросил мальчик. - 44 - ................................................................. - Балда ты, - сказал Румата. - Я тебе прогоню!.. Где она? - Да в кабинете, - сказал мальчик, неумело улыбаясь. Румата скорым шагом направился в кабинет. - Вели обед на двоих, - приказал он на ходу. - И смотри: нико- го не пускать! Хоть король, хоть черт, хоть сам дон Рэба... Она была в кабинете, сидела с ногами в кресле, подпершись ку- лачком, и рассеянно перелистывала "Трактат о слухах". Когда он вошел, она вскинулась, но он не дал ей подняться, подбежал, обнял и сунул нос в пышные душистые ее волосы, бормоча: "Как кстати, Кира!.. Как кстати!.." Ничего в ней особенного не было. Девчонка как девчонка, восем- надцать лет, курносенькая, отец - помощник писца в суде, брат - сержант у штурмовиков. И замуж ее медлили брать, потому что была рыжая, а рыжих в Арканаре не жаловали. По той же причине была она на удивление тиха и застенчива, и ничего в ней не было от горлас- тых, пышных мещанок, которые очень ценились во всех сословиях. Не была она похожа и на томных придворных красавиц, слишком рано и на всю жизнь познающих, в чем смысл женской доли. Но любить она умела, как любят сейчас на Земле, - спокойно и без оглядки... - Почему ты плакала? - Почему ты такой сердитый? - Нет, ты скажи, почему ты плакала? - Я тебе потом расскажу. У тебя глаза совсемсовсем усталые... Что случилось? - Потом. Кто тебя обидел? - Никто меня не обидел. Увези меня отсюда. - Обязательно. - Когда мы уедем? - Я не знаю, маленькая. Но мы обязательно уедем. - Далеко? - Очень далеко. - В метрополию? - Да... В метрополию. Ко мне. - Там хорошо? - Там дивно хорошо. Там никто никогда не плачет. - Так не бывает. - Да, конечно. Так не бывает. Но ты там никогда не будешь пла- кать. - А какие там люди? - Как я. - Все такие? - Не все. Есть гораздо лучше. - Вот это уж не бывает. - Вот это уж как раз бывает! - Почему тебе так легко верить? Отец никому не верит. Брат го- ворит, что все свиньи, только одни грязные, а другие нет. Но им я не верю, а тебе всегда верю... - Я люблю тебя... - Подожди... Румата... Сними обруч... Ты говорил - это греш- но... Румата счастливо засмеялся, стянул с головы обруч, положил его - 45 - ................................................................. на стол и прикрыл книгой. - Это глаз бога, - сказал он. - Пусть закроется... - Он поднял ее на руки. - Это очень грешно, но когда я с тобой, мне не нужен бог. Правда? - Правда, - сказала она тихонько. Когда они сели за стол, жаркое простыло, а вино, принесенное с ледника, степлилось. Пришел мальчик Уно и, неслышно ступая, как учил его старый Муга, пошел вдоль стен, зажигая светильники, хотя было еще светло. - Это твой раб? - спросила Кира. - Нет, это свободный мальчик. Очень славный мальчик, только очень скупой. - Денежки счет любят, - заметил Уно, не оборачиваясь. - Так и не купил новые простыни? - спросил Румата. - Чего там, - сказал мальчик. - И старые сойдут... - Слушай, Уно, - сказал Румата. - Я не могу месяц подряд спать на одних и тех же простынях. - Хэ, - сказал мальчик. - Его величество по полгода спят и не жалуются... - А маслице, - сказал Румата, подмигивая Кире, - маслице в светильниках. Оно что - бесплатное? Уно остановился. - Так ведь гости у вас, - сказал он, наконец, решительно. - Видишь, какой он! - сказал Румата. - Он хороший, - серьезно сказала Кира. - Он тебя любит. Давай возьмем его с собой. - Посмотрим, - сказал Румата. Мальчик подозрительно спросил: - Это куда еще? Никуда я не поеду. - Мы поедем туда, - сказала Кира, - где все люди как дон Рума- та. Мальчик подумал и презрительно сказал: "В рай, что ли, для благородных?.." Затем он насмешливо фыркнул и побрел из кабинета, шаркая разбитыми башмаками. Кира посмотрела ему вслед. - Славный мальчик, - сказала она. - Угрюмый, как медвежонок. Хороший у тебя друг. - У меня все друзья хорошие. - А барон Пампа? - Откуда ты его знаешь? - удивился Румата. - А ты больше ни про кого и не рассказываешь. Я от тебя только и слышу - барон Пампа да барон Пампа. - Барон Пампа - отличный товарищ. - Как это так: барон - товарищ? - Я хочу сказать, хороший человек. Очень добрый и веселый. И очень любит свою жену. - Я хочу с ним познакомиться... Или ты стесняешься меня? - Не-ет, я не стесняюсь. Только он хоть и хороший человек, а все-таки барон. - А... - сказала она. Румата отодвинул тарелку. - 46 - ................................................................. - Ты все-таки скажи мне, почему плакала. И прибежала одна. Разве сейчас можно одной по улицам бегать? - Я не могла дома. Я больше не вернусь домой. Можно, я у тебя служанкой буду? Даром. Румата просмеялся сквозь комок в горле. - Отец каждый день доносы переписывает, - продолжала она с ти- хим отчаянием. - А бумаги, с которых переписывает, все в крови. Ему их в веселой башне дают. И зачем ты только меня читать нау- чил? Каждый вечер, каждый вечер... Перепишет пыточную запись - и пьет... Так страшно, так страшно!.. "Вот, - говорит, - Кира, наш сосед-каллиграф учил людей писать. Кто, ты думаешь, он есть? Под пыткой показал, что колдун и ируканский шпион. Кому же, - гово- рит, - теперь верить? Я, - говорит, - сам у него письму учился". А брат придет из патруля - пьяней пива, руки все в засохшей кро- ви... "Всех, - говорит, - вырежем до двенадцатого потомка..." От- ца допрашивает, почему, мол, грамотный... Сегодня с приятелями затащил в дом какого-то человека... Били его, все кровью забрыз- гали. Он уж и кричать перестал. Не могу я так, не вернусь, лучше убей меня!.. Румата встал возле нее, гладя по волосам. Она смотрела в одну точку блестящими сухими глазами. Что он мог ей сказать? Поднял на руки, отнес на диван, сел рядом и стал рассказывать про хрусталь- ные храмы, про веселые сады на много миль без гнилья, комаров и нечисти, про скатерть-самобранку, про ковры-самолеты, про волшеб- ный город Ленинград, про своих друзей - людей гордых, веселых и добрых, про дивную страну за морями, за горами, которая называет- ся по-странному - Земля... Она слушала тихо и внимательно и толь- ко крепче прижималась к нему, когда под окнами на улице - грррум, грррум, грррум, грррум - протопывали подкованные сапоги. Было в ней чудесное свойство: она свято и бескорыстно верила в хорошее. Расскажи такую сказку крепостному мужику - хмыкнет с сомнением, утрет рукавом сопли да и пойдет, ни слова не говоря, только оглядываясь на доброго, трезвого, да только - эх, беда-то какая! - Тронутого умом благородного дона. Начни такое рассказы- вать дону Тамэо с доном Сэра - не дослушают: один заснет, а дру- гой, рыгнув, скажет: "Это, скажет, очень все бла-ародно, а вот как там насчет баб?.." А дон Рэба выслушал бы до конца вниматель- но, а выслушав, мигнул бы штурмовичкам, чтобы заломили благород- ному дону локти к лопаткам да выяснили бы точно, от кого благо- родный дон сих опасных сказок наслушался да кому уже успел их рассказать... Когда она заснула, успокоившись, он поцеловал ее в спокойное спящее лицо, накрыл зимним плащом с меховой опушкой и на цыпочках вышел, притворив за собой противно скрипнувшую дверь. Пройдя по темному дому, спустился в людскую и сказал, глядя поверх склонив- шихся в поклоне голов: - Я взял домоправительницу. Имя ей Кира. Жить будет наверху, при мне. Комнату, что за кабинетом, завтра же прибрать тщательно. Домоправительницу слушаться, как меня. - Он обвел слуг глазами: не скалился ли кто. Никто не скалился, слушали с должной почти- тельностью. - А если кто болтать за воротами станет, язык вырву! - 47 - ................................................................. Окончив речь, он еще некоторое время постоял для внушительнос- ти, потом повернулся и снова поднялся к себе. В гостиной, увешан- ной ржавым оружием, заставленной причудливой, источенной жучками мебелью, он встал у окна и, глядя на улицу, прислонился лбом к холодному темному стеклу. Пробили первую стражу. В окнах напротив зажигали светильники и закрывали ставни, чтобы не привлекать злых людей и злых духов. Было тихо, только один раз где-то внизу ужас- ным голосом заорал пьяный - то ли его раздевали, то ли ломился в чужие двери. Самым страшным были эти вечера, тошные, одинокие, беспросвет- ные. Мы думали, что это будет вечный бой, яростный и победонос- ный. Мы считали, что всегда будем сохранять ясные представления о добре и зле, о враге и друге. И мы думали в общем правильно, только многого не учли. Например, этих вечеров не представляли себе, хотя точно знали, что они будут... Внизу загремело железо - задвигали засовы, готовясь к ночи. Кухарка молилась святому мике, чтобы послал какого ни на есть му- жа, только был бы человек самостоятельный и с понятием. Старый Муга зевал, обмахиваясь большим пальцем. Слуги на кухне допивали вечернее пиво и сплетничали, а Уно, поблескивая недобрыми глаза- ми, говорил им по-взрослому: "Будет языки чесать, кобели вы..." Румата отступил от окна и прошелся по гостиной. Это безнадеж- но, подумал он. Никаких сил не хватит, чтобы вырвать их из при- вычного круга забот и представлений. Можно дать им все. Можно поселить их в самых современных спектроглассовых домах и научить их ионным процедурам, и все равно по вечерам они будут собираться на кухне, резаться в карты и ржать над соседом, которого лупит жена. И не будет для них лучшего времяпровождения. В этом смысле дон Кондор прав: Рэба - чушь, мелочь в сравнении с громадой тра- диций, правил стадности, освященных веками, незыблемых, проверен- ных, доступных любому тупице из тупиц, освобождающих от необходи- мости думать и интересоваться. А дон Рэба не попадет, наверное, даже в школьную программу. "Мелкий авантюрист в эпоху укрепления абсолютизма". Дон Рэба, дон Рэба! Не высокий, но и не низенький, не толстый и не очень тощий, не слишком густоволос, но и далеко не лыс. В движениях не резок, но и не медлителен, с лицом, которое не запо- минается. Которое похоже сразу на тысячи лиц. Вежливый, галантный с дамами, внимательный собеседник, не блещущий, впрочем, никакими особенными мыслями... Три года назад он вынырнул из каких-то заплесневелых подвалов дворцовой канцелярии, мелкий, незаметный чиновник, угодливый, бледненький, даже какой-то синеватый. Потом тогдашний первый ми- нистр был вдруг арестован и казнен, погибли под пытками несколько одурневших от ужаса, ничего не понимающих сановников, и словно на их трупах вырос исполинским бледным грибом этот цепкий, беспощад- ный гений посредственности. Он никто. Он ниоткуда. Это не могучий ум при слабом государе, каких знала история, не великий и страш- ный человек, отдающий всю жизнь идее борьбы за обьединение страны во имя аристократии. Это не златолюбец-временщик, думающий лишь о золоте и бабах, убивающий направо и налево ради власти и властву- - 48 - ................................................................. ющий, чтобы убивать. Шепотом поговаривают даже, что он и не дон Рэба вовсе, что дон Рэба - совсем другой человек, а этот бог зна- ет кто, оборотень, двойник, подменыш... Что он ни задумывал, все проваливалось. Он натравил друг на друга два влиятельных рода в королевстве, чтобы ослабить их и на- чать широкое наступление на баронство. Но роды помирились, под звон кубков провозгласили вечный союз и отхватили у короля изряд- ный кусок земли, искони принадлежавший Тоцам Арканарским. Он обь- явил войну Ирукану, сам повел армию к границе, потопил ее в боло- тах и растерял в лесах, бросил все на произвол судьбы и сбежал обратно в Арканар. Благодаря стараниям дона Гуга, о котором он, конечно, и не подозревал, ему удалось добиться у герцога Ируканс- кого мира - ценой двух пограничных городов, а затем королю приш- лось выскрести до дна опустевшую казну, чтобы бороться с кресть- янскими восстаниями, охватившими всю страну. За такие промахи любой министр был бы повешен за ноги на верхушке веселой башни, но дон Рэба каким-то образом остался в силе. Он упразднил минис- терства, ведающие образованием и благосостоянием, учредил минис- терство охраны короны, снял с правительственных постов родовую аристократию и немногих ученых, окончательно развалил экономику, написал трактат "О скотской сущности земледельца" и, наконец, год назад организовал "Охранную гвардию" - "Серые роты". За Гитлером стояли монополии. За доном Рэбой не стоял никто, и было очевидно, что штурмовики в конце концов сожрут его, как муху. Но он продол- жал крутить и вертеть, нагромождать нелепость на нелепость, вык- ручивался, словно старался обмануть самого себя, словно не знал ничего, кроме параноической задачи - истребить культуру. Подобно Ваге Колесу он не имел никакого прошлого. Два года назад любой аристократический ублюдок с презрением говорил о "ничтожном хаме, обманувшем государя", зато теперь, какого аристократа ни спроси, всякий называет себя родственником министра охраны короны по ма- теринской линии. Теперь вот ему понадобился Будах. Снова нелепость. Снова какой -то дикий финт. Будах - книгочей. Книгочея - на кол. С шумом, с помпой, чтобы все знали. Но шума и помпы нет. Значит, нужен живой Будах. Зачем? Не настолько же Рэба глуп, чтобы надеяться заста- вить Будаха работать на себя? А может быть, глуп? А может быть, дон Рэба просто глупый и удачливый интриган, сам толком не знаю- щий, чего он хочет, и с хитрым видом валяющий дурака у всех на виду? Смешно, я три года слежу за ним и так до сих пор и не по- нял, что он такое. Впрочем, если бы он следил за мной, он бы тоже не понял. Ведь все может быть, вот что забавно! Базисная теория конкретизирует лишь основные виды психологической целенаправлен- ности, а на самом деле этих видов столько же, сколько людей, у власти может оказаться кто угодно! Например, человечек, всю жизнь занимавшийся уязвлением соседей. Плевал в чужие кастрюли с супом, подбрасывал толченое стекло в чужое сено. Его, конечно, сметут, но он успеет вдосталь наплеваться, нашкодить, натешиться... И ему нет дела, что в истории о нем не останется следа или что отдален- ные потомки будут ломать голову, подгоняя его поведение под раз- витую теорию исторических последовательностей. - 49 - ................................................................. Мне теперь уже не до теории, подумал Румата. Я знаю только од- но: человек есть обьективный носитель разума, все, что мешает человеку развивать разум, - зло, и зло это надлежить устранять в кратчайшие сроки и любым путем. Любым? Любым ли?.. Нет, наверное, не любым. Или любым? Слюнтяй! - подумал он про себя. - Надо ре- шаться. Рано или поздно все равно придется решаться. Он вдруг вспомнил про дону Окану. Вот и решайся, подумал он. Начни именно с этого. Если бог берется чистить нужник, пусть не думает, что у него будут чистые пальцы... Он ощутил дурноту при мысли о том, что ему предстоит. Но это лучше, чем убивать. Лучше грязь, чем кровь. Он на цыпочках, чтобы не разбудить Киру, прошел в кабинет и переоделся. Повертел в руках обруч с передатчиком, решительно сунул в ящик стола. Затем воткнул в волосы за правым ухом белое перо - символ любви страстной, прицепил мечи и накинул лучший плащ. Уже внизу, отодвигая засовы, подумал: а ведь если узнает дон Рэба - конец доне Окане. Но было уже поздно возвра- щаться. . - 50 - ................................................................. 4. Глава 4 Гости уже собрались, но дона Окана еще не выходила. У золоче- ного столика с закусками картинно выпивали, выгибая спины и отс- тавляя поджарые зады, королевские гвардейцы, прославленные дуэля- ми и сексуальными похождениями. Возле камина хихикали худосочные дамочки на возрасте, ничем не примечательные и поэтому взятые до- ной Оканой в конфидентки. Они сидели рядышком на низких кушетках, а перед ними хлопотали трое старичков на тонких, непрерывно дви- гающихся ногах - знаменитые щеголи времен прошлого регенства, последние знатоки давно забытых анекдотов. Все знали, что без этих старичков салон не салон. Посередине зала стоял, расставив ноги в ботфортах, дон Рипат, верный и неглупый агент Руматы, лей- тенант серой роты галантерейщиков, с великолепными усами и без каких бы то ни было принципов. Засунув большие красные руки за кожанный пояс, он слушал дона Тамэо, путано излагавшего новый проект ущемления мужиков в пользу торгового сословия, и время от времени поводил усом в сторону дона Сэра, который бродил от стены к стене, видимо, в поисках двери. В углу, бросая по сторонам пре- дупредительные взгляды, доедали тушенного с черемшой крокодила двое знаменитых художников-портретистов, а рядом с ними сидела в оконной нише пожилая женщина в черном - нянька, приставленная до- ном Рэбой к доне Окане. Она строго смотрела перед собой неподвиж- ным взглядом, иногда неожиданно ныряя всем телом вперед. В сторо- не от остальных развлекались картами особа королевской крови и секретарь Соанского посольства. Особа передергивала, секретарь терпеливо улыбался. В гостиной это был единственный человек, за- нятый делом: он собирал материал для очередного посольского доне- сения. Гвардейцы у столика приветствовали Румату бодрыми возгласами. Румата дружески подмигнул им и произвел обход гостей. Он раскла- нялся со старичками-щеголями, отпустил несколько комплиментов конфиденткам, которые немедленно уставились на белое перо у него за ухом, потрепал особу королевской крови по жирной спине и нап- равился к дону Рипату и дону Тамэо. Когда он проходил мимо окон- ной ниши, нянька снова сделала падающее движение, и от нее пахну- ло густым винным перегаром. При виде Руматы дон Рипат выпростал руки из-под ремня и щелк- нул каблуками, а дон Тамэо вскричал вполголоса: - Вы ли это, мой друг? Как хорошо, что вы пришли, я уже поте- рял надежду... "Как лебедь с подбитым крылом взывает тоскливо к звезде..." Я так скучал... Если бы не милейший дон Рипат, я бы умер с тоски! Чувствовалось, что дон Тамэо протрезвился было к обеду, но ос- тановиться так и не смог. - Вот как? - удивился Румата. - Мы цитируем мятежника Цурэна? Дон Рипат сразу подобрался и хищно посмотрел на дона Тамэо. - Э-э... - Произнес дон Тамэо, потерявшись. - Цурэна? Почему, собственно?.. Ну да, я в ироническом смысле, уверяю вас, благо- родные доны! Ведь что есть Цурэн? Низкий, неблагодарный демагог. - 51 - ................................................................. И я хотел лишь подчеркнуть... - Что доны Оканы здесь нет, - подхватил Румата, - и вы заску- чали без нее. - Именно это я и хотел подчеркнуть. - Кстати, где она? - Ждем с минуты на минуту, - сказал дон Рипат и, поклонившись, отошел. Конфидентки, одинаково раскрыв рты, не отрываясь смотрели на белое перо. Старички щеголи жеманно хихикали. Дон Тамэо, наконец, тоже заметил перо и затрепетал. - Мой друг! - зашептал он. - Зачем это вам? Не ровен час, вой- дет дон Рэба... Правда, его не ждут сегодня, но все равно... - Не будем об этом, - сказал Румата, нетерпеливо озираясь. Ему хотелось, чтобы все скорее кончилось. Гвардейцы уже приближались с чашами. - Вы так бледны... - шептал дон Тамэо. - Я понимаю, любовь, страсть... Но Святой Мика! Государство превыше... И это опасно, наконец оскорбление чувств... В лице его что-то изменилось, и он стал пятиться, отступать, отходить, непрерывно кланяясь. Румату обступили гвардейцы. Кто-то протянул ему полную чашу. - За честь и короля! - заявил один гвардеец. - И за любовь, - добавил другой. - Покажите ей, что такое гвардия, благородный Румата, - сказал третий. Румата взял чашу и вдруг увидел дону Окану. Она стояла в две- рях, обмахиваясь веером и томно покачивала плечами. Да, она была хороша! На расстоянии она была даже прекрасна. Она была совсем не во вкусе Руматы, но она была несомненно хороша, эта глупая, по- хотливая курица. Огомные синие глаза без тени мысли и теплоты, нежный многоопытный рот, роскошное, умело и старательно обнажен- ное тело... Гвардеец за спиной Руматы, видимо, не удержавшись, довольно громко чмокнул. Румата, не глядя, сунул ему кубок и длинными шагами направился к доне Окане. Все в гостиной отвели от них глаза и деятельно заговорили о пустяках. - Вы ослепительны, - пробормотал Румата, глубоко кланяясь и лязгая мечами. - Позвольте мне быть у ваших ног... Подобно псу борзому лечь у ног красавицы нагой и равнодушной... Дона Окана прикрылась веером и лукаво прищурилась. - Вы очень смелы, благородный дон, - проговорила она. - Мы, бедные провинциалки, неспособны устоять против такого натиска... - у нее был низкий, с хрипотцой голос. - Увы, мне остается только открыть ворота крепости и впустить победителя... Румата, скрипнув зубами от стыда и злости, поклонился еще глубже. Дона Окана опустила веер и крикнула: - Благородные доны, развлекайтесь! Мы с доном Руматой сейчас вернемся! Я обещала ему показать мои новые ируканские ковры... - Не покидайте нас надолго, очаровательница! - Проблеял один из старичков. - Прелестница! - сладко произнес другой старичок. - Фея! Гвардейцы дружно громыхнули мечами. "Право, у него губа не ду- - 52 - ................................................................. ра..." - внятно сказала королевская особа. Дона Окана взяла Рума- ту за рукав и потянула за собой. Уже в коридоре Румата услыхал, как дон Сэра с обидой в голосе провозгласил: "Не вижу, почему бы благородному дону не посмотреть на ируканские ковры..." В конце коридора дона Окана внезапно остановилась, обхватила Румату за шею и с хриплым стоном, долженствующим означать прор- вавшуюся страсть, впилась ему в губы. Румата перестал дышать. От феи остро несло смешанным ароматом немытого тела и Эсторских ду- хов. Губы у нее были горячие, мокрые и липкие от сладостей. Сде- лав над собой усилие, он попытался ответить на поцелуй, и это, по -видимому, ему удалось, так как дона Окана снова застонала и по- висла у него на руках с закрытыми глазами. Это длилось целую веч- ность. Ну, я тебя, потаскуха, подумал Румата и сжал ее в обьяти- ях. Что-то хрустнуло, не то корсаж, не то ребра, красавица жалобно пискнула, изумленно раскрыла глаза и забилась, стараясь освободиться. Румата поспешно разжал руки. - Противный... - тяжело дыша, сказала она с восхищением. - Ты чуть не сломал меня... - Я сгораю от любви, - виновато пробормотал он. - Я тоже. Я так ждала тебя! Пойдем скорей... Она потащила его за собой через какие-то холодные темные ком- наты. Румата достал платок и украдкой вытер рот. Теперь эта затея казалась ему совершенно безнадежной. Надо, думал он. Мало ли что надо!.. Тут разговорами не отделаешься. Святой Мика, почему они здесь во дворце никогда не моются? Ну и темперамент. Хоть бы дон Рэба пришел... Она тащила его молча, напористо, как муравей дох- лую гусеницу. Чувствуя себя последним идиотом, Румата понес какую -то куртуазную чепуху о быстрых ножках и алых губках - дона Окана только похохатывала. Она втолкнула его в жарко натопленный буду- ар, действительно весь завешанный коврами, бросилась на огромную кровать и, разметавшись на подушках, стала глядеть на него влаж- ными гиперстеничными глазами. Румата стоял как столб. В будуаре отчетливо пахло клопами. - Ты прекрасен, - прошептала она. - Иди же ко мне. Я так долго ждала!.. Румата завел глаза, его подташнивало. По лицу, гадко щекоча, покатились капли пота. Не могу, подумал он. К чертовой матери всю эту информацию... Лисица... Мартышка... Это же противоестествен- но, грязно... Грязь лучше крови, но э т о гораздо хуже грязи! - Что же вы медлите, благородный дон? - Визгливым, срывающимся голосом закричала дона Окана. - Идите же сюда, я жду! - К ч-черту... - хрипло сказал Румата. Она вскочила и подбежала к нему. - Что с тобой? Ты пьян? - Не знаю, - выдавил он из себя. - Душно. - Может быть, приказать тазик? - Какой тазик? - Ну ничего, ничего... Пройдет... - трясущимися от нетерпения пальцами она принялась расстегивать его камзол. - Ты прекрасен... - задыхаясь, бормотала она. - Но ты робок, как новичек. Никогда бы не подумала... Это же прелестно: клянусь святой Барой!.. - 53 - ................................................................. Ему пришлось схватить ее за руки. Он смотрел на нее сверху вниз и видел блестящие от лака неопрятные волосы, круглые голые плечи в шариках свалявшейся пудры, маленькие малиновые уши. Скверно, подумал он. Ничего не выйдет. А жаль, она должна кое-что знать... Дон Рэба болтает во сне... Он водит ее на допросы, она очень любит допросы... Не могу. - Ну? - сказала она раздраженно. - Ваши ковры прекрасны, - громко сказал он. - Но мне пора. Сначала она не поняла, затем лицо ее исказилось. - Как ты смеешь? - прошептала она, но он уже нащупал лопатками дверь, выскочил в коридор и быстро пошел прочь. С завтрашнего дня перестаю мыться, подумал он. Здесь нужно быть боровом, а не бо- гом! - Мерин! - крикнула она ему вслед. - Кастрат сопливый! Баба! На кол тебя!.. Румата распахнул какое-то окно и спрыгнул в сад. Некоторое время он стоял под деревом, жадно глотая холодный воздух. Потом вспомнил о дурацком белом пере, выдернул его, яростно смял и отб- росил. У Пашки бы тоже ничего не вышло, подумал он. Ни у кого бы не вышло. "Ты уверен?" - "Да, уверен". - "Тогда грош вам всем це- на!" - "Но меня тошнит от этого!" - "Эксперименту нет дела до твоих переживаний. Не можешь - не берись". - "Я не животное!" - "Если эксперимент требует, надо стать животным". - "Эксперимент не может этого требовать". - "Как видишь, может". - "А тогда!.." - "Что "тогда"?" Он не знал, что тогда. "Тогда... Тогда... Хоро- шо, будем считать, что я плохой историк. - Он пожал плечами. - Постараемся стать лучше. Научимся превращаться в свиней..." Было около полуночи, когда он вернулся домой. Не раздеваясь, только распустив пряжки перевязи, повалился в гостиной на диван и заснул как убитый. Его разбудили негодующие крики Уно и благодушный басистый рев: - Пошел, пошел, волчонок, отдавлю ухо!.. - Да спят они, говорят вам!.. - Брысь, не путайся под ногами!.. - Не велено, говорят вам! Дверь распахнулась, и в гостиную ввалился огромный, как зверь Пэх, барон Пампа дон Бау, краснощекий, белозубый, с торчащими вперед усами, в бархатном берете набекрень и в роскошном малино- вом плаще, под которым тускло блестел медный панцирь. Следом во- лочился Уно, вцепившийся барону в правую штанину. - Барон! - воскликнул Румата, спуская с дивана ноги. - Как вы очутились в городе, дружище? Уно, оставь барона в покое! - На редкость вьедливый мальчишка, - рокотал барон, приближа- ясь с распростертыми обьятиями. - Из него выйдет толк. Сколько вы за него хотите? Впрочем, об этом потом... Дайте мне обнять вас! Они обнялись. От барона вкусно пахло пыльной дорогой, конским потом и смешанным букетом разных вин. - Я вижу, вы тоже совершенно трезвы, мой друг, - с огорчением сказал он. - Впрочем, вы всегда трезвы. Счастливец! - Садитесь, мой друг, - сказал Румата. - Уно! Подай нам Эс- торского, да побольше! - 54 - ................................................................. Барон поднял огромную ладонь. - Ни капли! - Ни капли Эсторского? Уно, не надо Эсторского, принеси Иру- канского! - Не надо вообще вин! - с горечью сказал барон. - Я не пью. Румата сел. - Что случилось? - встревоженно спросил он. - Вы нездоровы? - Я здоров как бык. Но эти проклятые семейные сцены... Короче говоря, я поссорился с баронессой - и вот я здесь. - Поссорились с баронессой?! Вы?! Полно, барон, что за стран- ные шутки! - Представь себе. Я сам как в тумане. Сто двадцать миль прос- какал как в тумане! - Мой друг, - сказал Румата. - Мы сейчас же садимся на коней и скачем в Бау. - Но моя лошадь еще не отдохнула! - возразил барон. - И потом, я хочу наказать ее! - Кого? - Баронессу, черт подери! Мужчина я или нет в конце концов?! Она, видите ли, недовольна Пампой пьяным, так пусть посмотрит, каков он трезвый! Я лучше сгнию здесь от воды, чем вернусь в за- мок... Уно угрюмо сказал: - Скажите ему, чтобы ухи не крутил... - Па-шел, волчонок! - добродушно пророкотал барон. - Да прине- си пива! Я вспотел, и мне нужно возместить потерю жидкости. Барон возмещал потерю жидкости в течение получаса и слегка осоловел. В промежутках между глотками он поведал Румате свои неприятности. Он несколько раз проклял "Этих пропойц соседей, ко- торые повадились в замок. Приезжают с утра якобы на охоту, а по- том охнуть не успеешь - уже все пьяны и рубят мебель. Они разбре- даются по всему замку, везде пачкают, обижают прислугу, калечат собак и подают отвратительный пример юному баронету. Потом они разьезжаются по домам, а ты, пьяный до неподвижности, остаешься один на один с баронессой..." В конце своего повествования барон совершенно расстроился и даже потребовал было Эсторского, но спохватился и сказал: - Румата, друг мой, пойдемте отсюда. У вас слишком богатые погреба!.. Уедемте! - Но куда? - Не все ли равно - куда! Ну, хотя бы в "Серую радость"... - Гм... - сказал Румата. - А что мы будем делать в "Серой ра- дости"? Некоторое время барон молчал, ожесточенно дергая себя за ус. - Ну как что? - сказал он наконец. - Странно даже... Просто посидим, поговорим... - В "Серой радости"? - спросил Румата с сомнением. - Да. Я понимаю вас, - сказал барон. - Это ужасно... Но все-таки уйдем. Здесь мне все время хочется потребовать Эсторско- го!.. - Коня мне, - сказал Румата и пошел в кабинет взять передат- - 55 - ................................................................. чик. Через несколько минут они бок о бок ехали верхом по узкой ули- це, погруженной в кромешечную тьму. Барон, несколько оживившийся, в полный голос рассказывал о том, какого позавчера затравили веп- ря, об удивительных качествах юного баронета, о чуде в монастыре Святого Тукки, где отец настоятель родил из бедра шестипалого мальчика... При этом он не забывал развлекаться: время от времени испускал волчий вой, улюлюкал и колотил плеткой в запертые став- ни. Когда они подьехали к "Серой радости", барон остановил коня и глубоко задумался. Румата ждал. Ярко светились грязноватые окна распивочной, топтались лошади у коновязи, лениво переругивались накрашенные девицы, сидевшие рядком на скамейке под окнами, двое слуг с натугой вкатили в распахнутые двери огромную бочку, покры- тую пятнами селитры. Барон грустно сказал: - Один... Страшно подумать, целая ночь впереди и - один!.. И она там одна... - Не огорчайтесь так, мой друг, - сказал Румата. - Ведь с нею баронет, а с вами я. - Это совсем другое, - сказал барон. - Вы ничего не понимаете, мой друг. Вы слишком молоды и легкомысленны... Вам, наверное, да- же доставляет удовольствие смотреть на этих шлюх... - А почему бы и нет? - возразил Румата, с любопытством глядя на барона. - По-моему, очень приятные девочки. Барон покачал головой и саркастически усмехнулся. - Вон у той, что стоит, - сказал он громко, - отвислый зад. А у той, что сейчас причесывается, и вовсе нет зада... Это коровы, мой друг, в лучшем случае это коровы. Вспомните баронессу! Какие руки, какая грация!.. Какая осанка, мой друг!.. - Да, - согласился Румата. - Баронесса прекрасна. Поедемте от- сюда. - Куда? - с тоской сказал барон. - И зачем? - На лице его вдруг обозначилась решимость. - Нет, мой друг, я никуда не поеду отсюда. А вы как хотите. - Он стал слезать с лошади. - Хотя мне было бы очень обидно, если бы вы оставили меня здесь одного. - Разумеется, я останусь с вами, - сказал Румата. - Но... - Никаких "Но", - сказал барон. Они бросили поводья подбежавшему слуге, гордо прошли мимо де- виц и вступили в зал. Здесь было не продохнуть. Огни светильников с трудом пробивались сквозь туман испарений, как в большой и очень грязной парной бане. На скамьях за длинными столами пили, ели, божились, смеялись, плакали, целовались, орали похабные пес- ни потные солдаты в расстегнутых мундирах, морские бродяги в цветных кафтанах на голое тело, женщины с едва прикрытой грудью, серые штурмовики с топорами между колен, ремесленники в прожжен- ных лохмотьях. Слева в тумане угадывалась стойка, где хозяин, си- дя на особом возвышении среди гигантских бочек, управлял роем проворных жуликоватых слуг, а справа ярким прямоугольником све- тился вход в чистую половину - для благородных донов, почтенных купцов и серого офицерства. - 56 - ................................................................. - В конце концов почему бы нам не выпить? - Раздраженно спро- сил барон Пампа, схватил Румату за рукав и устремился к стойке в узкий проход между столами, царапая спины сидящих шипами поясной оторочки панциря. У стойки он выхватил из рук хозяина обьемистый черпак, которым тот разливал вино по кружкам, молча осушил его до дна и обьявил, что теперь все пропало и остается одно - как сле- дует повеселиться. Затем он повернулся к хозяину и громогласно осведомился, есть ли в этом заведении место, где благородные люди могут прилично и скромно провести время, не стесняясь соседством всякой швали, рвани и ворья. Хозяин заверил его, что именно в этом заведении такое место существует. - Отлично! - Величественно сказал барон и бросил хозяину нес- колько золотых. - Подайте для меня и вот этого дона все самое лучшее, и пусть нам служит не какая-нибудь смазливая вертихвост- ка, а почтенная пожилая женщина! Хозяин сам проводил благородных донов в чистую половину. Наро- ду здесь было немного. В углу мрачно веселилась компания серых офицеров - четверо лейтенантов в тесных мундирчиках и двое капи- танов в коротких плащах с нашивками министерства Охраны Короны. У окна за большим узкогорлым кувшином скучала пара молодых аристок- ратов с кислыми от общей разочарованности физиономиями. Неподале- ку от них расположилась кучка безденежных донов в потертых коле- тах и штопаных плащах. Они маленькими глотками пили пиво и ежеминутно обводили помещение жаждущими взорами. Барон рухнул за свободный стол, покосился на серых офицеров и проворчал: "Однако и здесь не без швали..." Но тут дородная тетка в переднике подала первую перемену. Барон крякнул, вытащил из-за пояса кинжал и принялся веселиться. Он молча пожирал увесистые ломти жареной оленины, груды маринованых моллюсков, горы морских раков, кадки салатов и майонезов, заливая все это водопадами ви- на, пива, браги и вина, смешанного с пивом и брагой. Безденежные доны по одному и по двое начали перебираться за его стол, и барон встречал их молодецким взмахом руки и утробным ворчанием. Вдруг он перестал есть, уставился на Румату выпученными глаза- ми и проревел лесным голосом: - Я давно не был в Арканаре, мой благородный друг! И скажу вам по чести, мне что-то здесь не нравится. - Что именно, барон? - с интересом спросил Румата, обсасывая крылышко цыпленка. На лицах безденежных донов изобразилось почтительное внимание. - Скажите мне, мой друг! - произнес барон, вытирая замасленные руки о край плаща. - Скажите, благородные доны! С каких пор в столице его величества короля нашего повелось так, что потомки древнейших родов империи шагу не могут ступить, чтобы не натолк- нуться на всяких там лавочников и мясников?! Безденежные доны переглянулись и стали отодвигаться. Румата покосился в угол, где сидели серые. Там перестали пить и глядели на барона. - Я вам скажу, в чем дело, благородные доны, - продолжал барон Пампа. - Это все потому, что вы здесь перетрусили. Вы их терпите потому, что боитесь. Вот ты боишься! - заорал он, уставясь на - 57 - ................................................................. ближайшего безденежного дона. Тот сделал постное лицо и отошел с бледной улыбкой. - Трусы! - рявкнул барон. Усы его встали дыбом. Но от безденежных донов толку было мало. Им явно не хотелось драться, им хотелось выпить и закусить. Тогда барон перекинул ногу через лавку, забрал в кулак правый ус и, вперив взгляд в угол, где сидели серые офицеры, заявил: - А вот я ни черта не боюсь! Я бью серую сволочь, как только она мне попадется! - Что там сипит эта пивная бочка? - громко осведомился серый капитан с длинным лицом. Барон удовлетворенно улыбнулся. Он с грохотом выбрался из-за стола и взгромоздился на скамью. Румата, подняв брови, принялся за второе крылышко. - Эй вы, серые подонки! - заорал барон, надсаживаясь, словно офицеры были за версту от него. - Знайте, что третьего дня я, ба- рон Пампа дон Бау, задал вашим ха-ар-рошую трепку! Вы понимаете, мой друг, - обратился он к Румате из-под потолка, - пили это мы с отцом Кабани вечером у меня в замке. Вдруг прибегает мой конюх и сообщает, что шайка серых р-разносит корчму "Золотая подкова". Мою корчму, на моей родовой земле! Я командую: "На коней!.." - и туда. Клянусь шпорой, их была там целая шайка, человек двадцать! Они захватили каких-то троих, перепились, как свиньи... Пить эти лавочники не умеют... И стали всех лупить и все ломать. Я схватил одного за ноги - и пошла потеха! Я гнал их до самых Тяжелых Ме- чей... Крови было - вы не поверите, мой друг, - по колено, а то- поров осталось столько... На этом рассказ барона был прерван. Капитан с длинным лицом взмахнул рукой, и тяжелый метательный нож лязгнул о нагрудную пластину баронского панциря. - Давно бы так! - сказал барон и выволок из ножен огромный двуручный меч. Он с неожиданной ловкостью соскочил на пол, меч сверкающей по- лосой прорезал воздух и перерубил потолочную балку. Барон выру- гался. Потолок просел, на головы посыпался мусор. Теперь все были на ногах. Безденежные доны отшатнулись к сте- нам. Молодые аристократы взобрались на стол, чтобы лучше видеть. Серые, выставив перед собой клинки, построились полукругом и мел- кими шажками двинулись на барона. Только Румата остался сидеть, прикидывая, с какой стороны от барона можно встать, чтобы не по- пасть под меч. Широкое лезвие зловеще шелестело, описывая сверкающие круги над головой барона. Барон поражал воображение. Было в нем что-то от грузового вертолета с винтом на холостом ходу. Окружив его с трех сторон, серые были вынуждены остановиться. Один из них неудачно стал спиной к Румате, и Румата, перекинув- шись через стол, схватил его за шиворот, опрокинул на спину в блюда с обьедками и стукнул ребром ладони ниже уха. Серый закрыл глаза и замер. Барон вскричал: - Прирежте его, благородный Румата, а я прикончу остальных! Он их всех поубивает, с неудовольствием подумал Румата. - Слушайте, - сказал он серым. - Не будем портить друг другу - 58 - ................................................................. веселую ночь. Вам не выстоять против нас. Бросайте оружие и ухо- дите отсюда. - Ну вот еще, - сердито возразил барон. - Я желаю драться! Пусть они дерутся! Деритесь же, черт вас подери! С этими словами он двинулся на серых, все убыстряя вращение меча. Серые отступали, бледнея на глазах. Они явно никогда в жиз- ни не видели грузового вертолета. Румата перепрыгнул через стол. - Погодите, мой друг, - сказал он. - Нам совершенно незачем ссориться с этими людьми. Вам не нравится их присутствие здесь? Они уйдут. - Без оружия мы не уйдем, - угрюмо сообщил один из лейтенан- тов. - Нам попадет. Я в патруле. - Черт с вами, уходите с оружием, - разрешил Румата. - Клинки в ножны, руки за головы, проходить по одному! И никаких подлос- тей! Кости переломаю! - Как же мы уйдем? - раздраженно осведомился длиннолицый капи- тан. - Этот дон загораживает нам дорогу! - И буду загораживать! - упрямо сказал барон. Молодые аристократы обидно захохотали. - Ну хорошо, - сказал Румата. - Я буду держать барона, а вы пробегайте, да побыстрее, - долго я его не удержу! Эй, там, в дверях, освободите проход!.. Барон, - сказал он, обнимая Пампу за обширную талию. - Мне кажется, мой друг, что вы забыли одно важ- ное обстоятельство. Ведь этот славный меч употреблялся вашими предками только для благородного боя, ибо сказано: "Не обнажай в тавернах". На лице барона, продолжавшего вертеть мечом, появилась задум- чивость. - Но у меня же нет другого меча, - нерешительно сказал он. - Тем более!.. - значительно сказал Румата. - Вы так думаете? - барон все еще колебался. - Вы же знаете это лучше меня!.. - Да, - сказал барон. - Вы правы. - он посмотрел вверх, на свою бешено работающую кисть. - Вы не поверите, дорогой Румата, но я могу вот так три-четыре часа подряд - и нисколько не уста- ну... Ах, почему она не видит меня сейчас?! - Я расскажу ей, - пообещал Румата. Барон вздохнул и опустил меч. Серые, согнувшись, Кинулись мимо него. Барон проводил их взглядом. - Не знаю, не знаю... - нерешительно сказал он. - Как вы дума- ете, я правильно сделал, что не проводил их пинками в зад? - Совершенно правильно, - заверил его Румата. - Ну что ж, - сказал барон, втискивая меч в ножны. - Раз нам не удалось подраться, то уж теперь-то мы имеем право слегка вы- пить и закусить. Он стащил со стола за ноги серого лейтенанта, все еще лежавше- го без сознания, и зычным голосом гаркнул: - Эй, хозяюшка! Вина и еды! Подошли молодые аристократы и учтиво поздравили с победой. - Пустяки, пустяки, - благодушно сказал барон. - Шесть плюга- вых молодчиков, трусливых, как все лавочники. В "Золотой - 59 - ................................................................. подкове" я раскидал их два десятка... Как удачно, - обратился он к Румате, - что тогда при мне не было моего боевого меча! Я мог бы в забывчивости обнажить его. И хотя "Золотая подкова" не та- верна, а всего лишь корчма... - Некоторые так и говорят, - сказал Румата. - "Не обнажай в корчме". Хозяйка принесла новые блюда с мясом и новые кувшины вина. Ба- рон засучил рукава и принялся за работу. - Кстати, - сказал Румата. - Кто были те три пленника, которых вы освободили в "Золотой подкове"? - Освободил? - барон перестал жевать и уставился на Румату. - Но, мой благородный друг, я, вероятно, недостаточно точно выра- зился! Я никого не освобождал. Ведь они были арестованы, это го- сударственное дело... С какой стати я бы стал их освобождать? Ка- кой-то дон, вероятно, большой трус, старик книгочей и слуга... - Он пожал плечами. - Да, конечно, - грустно сказал Румата. Барон вдруг налился кровью и страшно выкатил глаза. - Что?! Опять?! - заревел он. Румата оглянулся. В дверях стоял дон Рипат. Барон заворочался, опрокидывая скамьи и роняя блюда. Дон Рипат значительно посмотрел в глаза Руматы и вышел. - Прошу прощенья, барон, - сказал Румата, вставая. - Королевс- кая служба... - А... - разочарованно произнес барон. - Сочувствую... Ни за что не пошел на службу! Дон Рипат ждал сразу за дверью. - Что нового? - спросил Румата. - Два часа назад, - деловито сообщил дон Рипат, - по приказу министра охраны дона Рэбы я арестовал и препроводил в веселую башню дону Окану. - Так, - сказал Румата. - Час назад дона Окана умерла, не выдержав испытания огнем. - Так, - сказал Румата. - Официально ее обвинили в шпионаже. Но... - дон Рипат замялся и опустил глаза. - Я думаю... Мне кажется... - Я понимаю, - сказал Румата. Дон Рипат поднял на него виноватые глаза. - Я был бессилен... - начал он. - Это не ваше дело, - хрипло сказал Румата. Глаза дона Рипата снова стали оловянными. Румата кивнул ему и вернулся к столу. Ба- рон доканчивал блюдо с фаршированными каракатицами. - Эсторского! - сказал Румата. - И пусть принесут еще! - он откашлялся. - Будем веселиться. Будем, черт побери, веселиться... ...Когда Румата пришел в себя, он обнаружил, что стоит посреди обширного пустыря. Занимался серый рассвет, вдали сиплыми голоса- ми орали петухи-часомеры. Каркали вороны, густо кружившиеся над какой-то неприятной кучей неподалеку, пахло сыростью и тленом. Туман в голове быстро рассеивался, наступало знакомое состояние пронзительной ясности и четкости восприятий, на языке приятно та- - 60 - ................................................................. яла мятная горечь. Сильно саднили пальцы правой руки. Румата под- нес к глазам сжатый кулак. Кожа на косточках была ободрана, а в кулаке была зажата пустая ампула из-под каспарамида, могучего средства против алкагольного отравления, которым Земля предусмот- рительно снабжала своих разведчиков на отсталых планетах. Видимо, уже здесь, на пустыре, перед тем как впасть в окончательно свинс- кое состояние, он бессознательно, почти инстинктивно высыпал в рот все содержимое ампулы. Места были знакомые - прямо впереди чернела башня сожженной обсерватории, а левее проступали в сумраке тонкие, как минареты, сторожевые вышки королевского дворца. Румата глубоко вдохнул сы- рой холодный воздух и направился домой. Барон Пампа повеселился в эту ночь на славу. В сопровождении кучки безденежных донов, быстро теряющих человеческий облик, он совершил гигантское турне по Арканарским кабакам, пропив все, вплоть до роскошного пояса, истребив неимоверное количество спиртного и закусок, учинив по дороге не менее восьми драк. Во всяком случае, Румата мог отчетливо вспомнить восемь драк, в ко- торые он вмешивался, стараясь развести и не допустить смертоу- бийства. Дальнейшие его воспоминания тонули в тумане. Из этого тумана всплывали то хищные морды с ножами в зубах, то бессмыслен- но-горькое лицо последнего безденежного дона, которого барон Пам- па пытался продать в рабство в порту, то разьяренный носатый иру- канец, злобно требовавший, чтобы благородные доны отдали его лошадей... Первое время он еще оставался разведчиком. Пил он наравне с бароном: Ируканское, Эсторское, Соанское, Арканарское, но перед каждой переменой вин украдкой клал под язык таблетку каспарамида. Он еще сохранял рассудительность и привычно отмечал скопления се- рых патрулей на перекрестках и у мостов, заставу конных варваров на Соанской дороге, где барона наверняка бы пристрелили, если бы Румата не знал наречия варваров. Он отчетливо помнил, как порази- ла его мысль о том, что неподвижные ряды чудных солдат в длинных черных плащах с капюшонами, выстроенные перед патриотической шко- лой, - это монастырская дружина. При чем здесь церковь? - подумал он тогда. С каких это пор церковь в Арканаре вмешивается в светс- кие дела? Он пьянел медленно, но все-таки опьянел, как-то сразу, скач- ком; и когда в минуту просветления увидел перед собой разрублен- ный дубовый стол в совершенно незнакомой комнате, обнаженный меч в своей руке и рукоплещущих безденежных донов вокруг, то подумал было, что пора идти домой. Но было поздно. Волна бешенства и отв- ратительной, непристойной радости освобождения от всего челове- ческого уже захватила его. Он еще оставался землянином, разведчи- ком, наследником людей огня и железа, не щадивших себя и не дававших пощады во имя великой цели. Он не мог стать Руматой Эс- торским, плотью от плоти двадцати поколений воинственных предков, прославленных грабежами и пьянством. Но он больше не был и комму- наром. У него больше не было обязанностей перед экспериментом. Его заботили только обязанности перед самим собой. У него больше не было сомнений. Ему было ясно все, абсолютно все. Он точно - 61 - ................................................................. знал, кто во всем виноват, и он точно знал, чего хочет: рубить наотмаш, предавать огню, сбрасывать с дворцовых ступеней на копья и вилы ревущей толпы... Румата встрепенулся и вытащил из ножен мечи. Клинки были за- зубрены, но чисты. Он помнил, что рубился с кем-то, но с кем? И чем все кончилось?.. ...Коней они пропили. Безденежные доны куда-то исчезли. Румата - это он тоже помнил - приволок барона к себе домой. Пампа дон Бау был бодр, совершенно трезв и полон готовности продолжать ве- селье - просто он больше не мог стоять на ногах. Кроме того, он почему-то считал, что только что распрощался с милой баронессой и находится теперь в боевом походе против своего исконного врага барона Каску, обнаглевшего до последней степени. ("Посудите сами, друг мой, этот негодяй родил из бедра шестипалого мальчишку и назвал его Пампой...") "Солнце заходит, - обьявил он, глядя на гобелен, изображающий восход солнца. - Мы могли бы провеселиться всю эту ночь, благородные доны, но ратные подвиги требуют сна. Ни капли вина в походе. К тому же баронесса была бы недовольна". Что? Постель? Какие постели в чистом поле? Наша постель - по- пона боевого коня! С этими словами он содрал со стены несчастный гобелен, завернулся в него головой и с грохотом рухнул в угол под светильником. Румата велел мальчику Уно поставить рядом с бароном ведро рассола с маринадами. У мальчишки было сердитое, заспанное лицо. "Во набрались-то, - ворчал он. - Глаза в разные стороны смотрят..." - "Молчи, дурак", - сказал тогда Румата и ... Что-то случилось потом. Что-то очень скверное, что погнало его через весь город на пустырь. Что-то очень, очень скверное, непрости- тельное, стыдное... Он вспомнил, когда уже подходил к дому, и, вспомнив, остано- вился. ...Отшвырнув уно, он полез вверх по лестнице, распахнул дверь и ввалился к ней, как хозяин, и при свете ночника увидел белое лицо, огромные глаза, полные ужаса и отвращения, и в этих глазах - самого себя, шатающегося, с отвисшей слюнявой губой, с ободран- ными кулаками, в одежде, заляпаной дрянью, наглого и подлого хама голубых кровей, и этот взгляд швырнул его назад, на лестницу, вниз, в прихожую, за дверь, на темную улицу и дальше, дальше, дальше, как можно дальше... Стиснув зубы и чувствуя, что все внутри оледенело и смерзи- лось, он тихонько отворил дверь и на цыпочках вошел в прихожую. В углу, подобно гигантскому морскому млекопитающему, сопел в мирном сне барон. "Кто здесь?" - Воскликнул Уно, дремавший на скамье с арбалетом на коленях. "Тихо, - шепотом сказал Румата. - Пошли на кухню. Бочку воды, уксусу, новое платье, живо!" Он долго, яростно, с острым наслаждением обливался водой и об- тирался уксусом, сдирая с себя ночную грязь. Уно, против обыкно- вения молчаливый, хлопотал вокруг него. И только потом, помогая дону застегивать идиотские сиреневые штаны с пряжками на заду, сообщил угрюмо: - Ночью, как вы укатили, Кира спускалась и спрашивала, был дон или нет, решила, видно, что приснилось. Сказал ей, что как с ве- - 62 - ................................................................. чера ушли в караул, так и не возвращались... Румата глубоко вздохнул, отвернувшись. Легче не стало. Хуже. - ... а я всю ночь с арбалетом над бароном сидел: боялся, что спьяну наверх полезут. - Спасибо, малыш, - с трудом сказал Румата. Он натянул башмаки, вышел в прихожую, постоял немного перед темным металлическим зеркалом. Каспирамид работал безотказно. В зеркале виднелся изящный, благородный дон с лицом, несколько осу- нувшимся после утомительного ночного дежурства, но в высшей сте- пени благопристойным. Влажные волосы, прихваченные золотым обру- чем, мягко и красиво спадали по сторонам лица. Румата машинально поправил обьектив над переносицей. Хорошенькие сцены наблюдали сегодня на Земле, мрачно подумал он. Тем временем рассвело. В пыльные окна заглянуло солнце. Захло- пали ставни. На улице перекликались заспанные голоса. "Как спали, брат Кирис?" - "Благодарение господу, спокойно, брат Тика. Ночь прошла, и слава богу". - "А у нас кто-то в окна ломился. Благо- родный дон Румата, говорят, ночью гуляли". - "Сказывают, гость у них". - "Да нынче разве гуляют? При молодом короле, помню, гуляли - не заметили, как полгорода сожгли". - "Что я вам скажу, брат Тика. Благодарение богу, что у нас в соседях такой дон. Раз в год загуляет, и то много..." Румата поднялся наверх, постучавшись, вошел в кабинет. Кира сидела в кресле, как и вчера. Она подняла глаза и со страхом и тревогой взглянула ему в лицо. - Доброе утро, маленькая, - сказал он, подошел, поцеловал ее руки и сел в кресло напротив. Она все испытующе смотрела на него, потом спросила: - Устал? - Да, немножко. И надо опять идти. - Приготовить тебе что-нибудь? - Не надо, спасибо. Уно приготовит. Вот разве воротник поду- ши... Румата чувствовал, как между ними вырастает стена лжи. Сначала тоненькая, затем все толще и прочнее. На всю жизнь! - Горько по- думал он. Он сидел, прикрыв глаза, пока она осторожно смачивала разными духами его пышный воротник, щеки, лоб, волосы. Потом она сказала: - Ты даже не спросишь, как мне спалось. - Как, маленькая? - Сон. Понимаешь, страшный-страшный сон. Стена стала толстой, как крепостная. - На новом месте всегда так, - сказал Румата фальшиво. - Да и барон, наверное, внизу шумел очень. - Приказать завтрак? - спросила она. - Прикажи. - А вино какое ты любишь утром? Румата открыл глаза. - Прикажи воды, - сказал он. - По утрам я не пью. Она вышла, и он услышал, как она спокойным звонким голосом разговаривает с Уно. Потом она вернулась, села на ручку его крес- - 63 - ................................................................. ла и начала рассказывать свой сон, а он слушал, заламывая бровь и чувствуя, как с каждой минутой стена становится все толще и непо- колебимей и как она навсегда отделяет его от единственного по-настоящему родного человека в этом безобразном мире. И тогда он с размаху ударил в стену всем телом. - Кира, - сказал он. - Это был не сон. И ничего особенного не случилось. - Бедный мой, - сказала Кира. - Погоди, я сейчас рассолу при- несу... . - 64 - ................................................................. 5. Глава 5 Еще совсем недавно двор Арканарских королей был одним из самых просвещенных в империи. При дворе содержались ученые, в большинс- тве, конечно, шарлатаны, но и такие, как Багир Кисэнский, открыв- ший сферичность планеты; лейб-знахарь Тата, высказавший гениаль- ную догадку о возникновении эпидемий от мелких, незаметных глазу червей, разносимых ветром и водой; алхимик Синда, искавший, как все алхимики, способ превращать глину в золото, а нашедший закон сохранения вещества. Были при Арканарском дворе и поэты, в боль- шинстве блюдолизы и льстецы, но и такие, как Пэпин Славный, автор исторической трагедии "Поход на север"; Цурэн Правдивый, написав- ший более пятисот баллад и сонетов, положенных в народе на музы- ку; а также Гур Сочинитель, создавший первый в истории империи светский роман - печальную историю принца, полюбившего прекрасную варварку. Были при дворе и великолепные артисты, танцоры, певцы. Замечательные художники покрывали стены нетускнеющими фресками, славные скульпторы украшали своими творениями дворцовые парки. Нельзя сказать, чтобы Арканарские короли были ревнителями просвя- щения или знатоками искусств. Просто это считалось приличным, как церемония утреннего одевания или пышные гвардейцы у главного вхо- да. Аристократическая терпимость доходила порой до того, что не- которые ученые и поэты становились заметными винтиками государс- твенного аппарата. Так всего полстолетия назад высокоученый алхимик Ботса занимал ныне упраздненный за ненадобностью пост ми- нистра недр, заложил несколько рудников и прославил Арканар уди- вительными сплавами, секрет которых был утерян после его смерти. А Пэпин Славный вплоть до недавнего времени руководил государс- твенным просвещением, пока министерство истории и словесности, возглавляемое им, не было признано вредным и растлевающим умы. Бывало, конечно, и раньше, что художника или ученого, неугод- ного королевской фаворитке, тупой и сладострастной особе, прода- вали за границу или травили мышьяком, но только дон Рэба взялся за дело по-настоящему. За годы своего пребывания на посту все- сильного министра охраны короны он произвел в мире Арканарской культуры такие опустошения, что вызвал неудовольствие даже у не- которых благородных вельмож, заявлявших, что двор стал скучен и во время балов ничего не слышишь, кроме глупых сплетен. Багир Киссэнский, обвиненный в помешательстве, граничащим с государственным преступлением, был брошен в застенок и лишь с большим трудом вызволен Руматой и переправлен в метрополию. Об- серватория его сгорела, а уцелевшие ученики разбежались кто куда. Лейб-знахарь Тата вместе с пятью другими лейб-знахарями оказался вдруг отравителем, злоумышлявшим по наущению герцога Ируканского против особы короля, под пыткой признался во всем и был повешен на королевской площади. Пытаясь спасти его, Румата роздал трид- цать килограммов золота, потерял четырех агентов (благородных до- нов, не ведавших, что творят), едва не попался сам, раненный во время попытки отбить осужденных, но сделать ничего не смог. Это было его первое поражение, после которого он понял, наконец, что - 65 - ................................................................. дон Рэба фигура не случайная. Узнав через неделю, что алхимика Синду намереваются обвинить в сокрытии от казны тайны философско- го камня, Румата, разьяренный поражением, устроил у дома алхимика засаду, сам, обернув лицо черной тряпкой, обезоружил штурмовиков, явившихся за алхимиком, побросал их, связанных, в подвал и в ту же ночь выпроводил так ничего и не понявшего Синду в пределы Соа- на, где тот, пожав плечами, и остался продолжать поиски философс- кого камня под наблюдением дона Кондора. Поэт Пэпин Славный вдруг постригся в монахи и удалился в уединенный монастырь. Цурэн прав- дивый, изобличенный в преступной двусмысленности и потакании вку- сам низших сословий, был лишен чести и имущества, пытался спо- рить, читал в кабаках теперь уже откровенно разрушительные баллады, дважды был смертельно бит патриотическими личностями и только тогда поддался уговорам своего большого друга и ценителя дона Руматы и уехал в метрополию. Румата навсегда запомнил его, иссиня-бледного от пьянства, как он стоит, вцепившись тонкими ру- ками в ванты, на палубе уходящего корабля и звонким, молодым го- лосом выкрикивает свой прощальный сонет "Как лист увядший падает на душу". Что же касается Гура Сочинителя, то после беседы в ка- бинете дона Рэбы он понял, что Арканарский принц не мог полюбить вражеское отродье, сам бросал на королевской площади свои книги в огонь и теперь, сгорбленный, с мертвым лицом, стоял во время ко- ролевских выходов в толпе придворных и по чуть заметному жесту дона Рэбы выступал вперед со стихами ультрапатриотического содер- жания, вызывающими тоску и зевоту. Артисты ставили теперь одну и ту же пьесу - "Гибель варваров, или маршал Тоц, король Пиц Первый Арканарский". А певцы предпочитали в основном концерты для голоса с оркестром. Оставшиеся в живых художники малевали вывески. Впро- чем, двое или трое ухитрились остаться при дворе и рисовали порт- реты короля с доном Рэбой, почтительно поддерживающим его под ло- коть (разнообразие не поощрялось: король изображался двадцатилетним красавцем в латах, а дон Рэба - зрелым мужчиной со значительным лицом). Да, Арканарский двор стал скучен. Тем не менее вельможи, бла- городные доны без занятий, гвардейские офицеры и легкомысленные красавицы доны - одни из тщеславия, другие по привычке, третьи из страха - по-прежнему каждое утро наполняли дворцовые приемные. Говоря по чести, многие вообще не заметили никаких перемен. В концертах и состязаниях поэтов прошлых времен они более всего це- нили антракты, во время которых благородные доны обсуждали досто- инства легавых, рассказывали анекдоты. Они еще были способны на не слишком продолжительный диспут о свойствах существ потусторон- него мира, но уж вопросы о форме планеты и о причинах эпидемий полагали попросту неприличными. Некоторое уныние вызвало у гвар- дейских офицеров исчезновение художников, среди которых были мас- тера изображать обнаженную натуру... Румата явился во дворец, слегка запоздав. Утренний прием уже начался. В залах толпился народ, слышался раздраженный голос ко- роля и раздавались мелодичные команды министра церемоний, распо- ряжающегося одеванием его величества. Придворные в основном об- суждали ночное проишествие. Некий преступник с лицом ируканца - 66 - ................................................................. проник во дворец, вооруженный стилетом, убил часового и ворвался в опочивальню его величества, где якобы и был обезоружен лично доном Рэбой, схвачен и по дороге в веселую башню разорван в клочья обезумевшей от преданности толпой патриотов. Это было уже шестое покушение за последний месяц, и поэтому сам факт покушения интереса почти не вызвал. Обсуждались только детали. Румата уз- нал, что при виде убийцы его величество приподнялся на ложе, зас- лонив собою прекрасную дону Мидару, и произнес исторические сло- ва: "Пшел вон, мерзавец!" Большинство охотно верило в исторические слова, полагая, что король принял убийцу за лакея. И все сходились во мнении, что дон Рэба, как всегда, начеку и нес- равненен в рукопашной схватке. Румата в приятных выражениях сог- ласился с этим мнением и в ответ рассказал только что выдуманную историю о том, как на дона Рэбу напали двенадцать разбойников, троих он уложил на месте, а остальных обратил в бегство. История была выслушана с большим интересом и одобрением, после чего Рума- та как бы случайно заметил, что историю эту рассказал ему дон Сэ- ра. Выражение интереса немедленно исчезло с лиц присутствующих, ибо каждому было известно, что дон Сэра - знаменитый дурак и враль. О доне Окане никто не говорил ни слова. Об этом либо еще не знали, либо делали вид, что не знают. Рассыпая любезности и пожимая ручки дамам, Румата мало-помалу продвигался в первые ряды разряженной, надушенной, обильно потею- щей толпы. Благородное дворянство вполголоса беседовало. "Вот-вот, та самая кобыла. Она засеклась, но будь я проклят, если не проиграл ее тем же вечером дону Кэу..." "Что же касается бе- дер, благородный дон, то они необыкновенной формы. Как это сказа- но у Цурэна... М-м-м... Горы пены прохладной... М-м-м... Нет, холмы прохладной пены... В общем мощные бедра". "Тогда я тихонько открываю окно, беру кинжал в зубы и, представьте себе, мой друг, чувствую, что решетка подо мной прогибается...", "Я сьездил ему по зубам эфесом меча, так что эта серая собака дважды переверну- лась через голову. Вы можете полюбоваться на него, вон он стоит с таким видом, будто имеет на это право...", "...а дон Тамэо набле- вал на пол, поскользнулся и упал головой в камин...", "...вот мо- нах ей и говорит: "Расскажи-ка мне, красавица, твой сон... га-га- га!.." Ужасно обидно, думал Румата. Если меня сейчас убьют, эта колония простейших будет последним, что я вижу в своей жизни. Только внезапность. Меня спасет внезапность. Меня и Будаха. Улу- чить момент и внезапно напасть. Захватить врасплох, не дать ему раскрыть рта, не дать убить меня, мне совершенно незачем умирать. Он пробрался к дверям опочивальни и, придерживая обеими руками мечи, слегка согнув по этикету ноги в коленях, приблизился к ко- ролевской постели. Королю натягивали чулки. Министр церемоний за- таив дыхание внимательно следил за ловкими руками двух камердине- ров. Справа от развороченного ложа стоял дон Рэба, неслышно беседуя с длинным костлявым человеком в военной форме серого бар- хата. Это был отец Цупик, один из вождей Арканарских штурмовиков, полковник дворцовой охраны. Дон Рэба был опытным придворным. Судя по его лицу, речь шла не более чем о статьях кобылы или о добро- - 67 - ................................................................. детельном поведении королевской племянницы. Отец же Цупик, как человек военный и бывший бакалейщик, лицом владеть не умел. Он мрачнел, кусал губу, пальцы его на рукояти меча сжимались и раз- жимались; и в конце концов он вдруг дернул щекой, резко повернул- ся и, нарушая все правила, пошел вон из опочивальни прямо на тол- пу оцепеневших от такой невоспитанности придворных. Дон Рэба, извинительно улыбаясь, поглядел ему вслед, а Румата, проводив глазами нескладную серую фигуру, подумал: "Вот и еще один покой- ник". Ему было известно о трениях между доном Рэбой и серым руко- водством. История коричневого капитана Эрнста Рема готова была повториться. Чулки были натянуты. Камердинеры, повинуясь мелодичному прика- зу министра церемоний, благоговейно, кончиками пальцев, взялись за королевские туфли. Тут король, отпихнув камердинеров ногами, так резко повернулся к дону Рэбе, что живот его, похожий на туго набитый мешок, перекатился на одно колено. - Мне надоели ваши покушения! - истерически завизжал он. - По- кушения! Покушения! Покушения!.. Ночью я хочу спать, а не сра- жаться с убийцами! Почему нельзя сделать, чтобы они покушались днем? Вы дрянной министр, Рэба! Еще одна такая ночь, и я прикажу вас удавить! (Дон Рэба поклонился, прижимая руку к сердцу.) После покушений у меня болит голова! Он внезапно замолчал и тупо уставился на свой живот. Момент был подходящий. Камердинеры замешкались. Прежде всего следовало обратить на себя внимание. Румата вырвал у камердинера правую туфлю, опустился перед королем на колено и стал почтительно наса- живать туфлю на жирную, обтянутую шелком ногу. Такова была древ- нейшая привилегия рода Руматы - собственноручно обувать правую ногу коронованных особ империи. Король мутно смотрел на него. В глазах его вспыхнул огонек интереса. - А, Румата! - сказал он. - Вы еще живы? А Рэба обещал мне удавить вас! - он захихикал. - Он дрянной министр, этот Рэба. Он только и делает, что обещает. Обещал искоренить крамолу, а крамо- ла растет. Каких-то серых мужланов понапихал во дворец... Я бо- лен, а он всех лейб-знахарей поперевешал. Румата кончил надевать туфлю и, поклонившись, отступил на два шага. Он поймал на себе внимательный взгляд дона Рэбы и поспешил придать лицу высокомерно-тупое выражение. - Я совсем больной, - продолжал король, - У меня же все болит. Я хочу на покой. Я бы уже давно ушел на покой, так вы же все про- падете без меня, бараны... Ему надели вторую туфлю. Он встал и сейчас же охнул, скривив- шись, и схватился за колено. - Где знахари? - завопил он горестно. - Где мой добрый Тата? Вы повесили его, дурак! А мне от одного его голоса становилось легче! Молчите, я сам знаю, что он отравитель! И плевать я на это хотел! Что тут такого, что он отравитель? Он был зна-а-аахарь! Понимаете, убийца? Знахарь! Одного отравит, другого вылечит! А вы только травите! Лучше бы вы сами повесились! (Дон Рэба поклонил- ся, прижимая руку к сердцу, и остался в таком положении.) Ведь всех же повесили! Остались одни ваши шарлатаны! И попы, которые - 68 - ................................................................. поят меня святой водой вместо лекарства... Кто составит микстуру? Кто разотрет мне ногу мазью? - Государь! - во весь голос сказал Румата, и ему показалось, что во дворце все замерло. - Вам стоит приказать, и лучший лекарь империи будет во дворце через полчаса! Король оторопело уставился на него. Риск был страшный. Дону Рэбе стоило только мигнуть... Румата физически ощутил, сколько пристальных глаз смотрят сейчас на него поверх оперения стрел, - он-то знал, зачем идут под потолком спальни ряды круглых черных отдушин. Дон Рэба тоже смотрел на него с выражением вежливого и благожелательного любопытства. - Что это значит? - брюзгливо осведомился король. - Ну, прика- зываю, ну, где ваш лекарь? Румата весь напрягся. Ему казалось, что наконечники стрел уже колют его лопатки. - Государь, - быстро сказал он, - прикажите дону Рэбе предста- вить вам знаменитого доктора Будаха! Видимо, дон Рэба все-таки растерялся. Главное было сказано, а Румата был жив. Король перекатил мутные глаза на министра охраны короны. - Государь, - продолжал Румата, теперь уже не торопясь и над- лежащим слогом. - Зная о ваших поистине невыносимых страданиях и памятуя о долге моего рода перед государями, я выписал из Ирукана знаменитого высокоученого лекаря доктора Будаха. К сожалению, од- нако, путь доктора Будаха был прерван. Серые солдаты уважаемого дона Рэбы захватили его на прошлой неделе, и дальнейшая его судь- ба известна одному только дону Рэбе. Я полагаю, что лекарь где-то поблизости, скорее всего в веселой башне, и я надеюсь, что стран- ная неприязнь дона Рэбы к лекарям еще не отразилась роковым обра- зом на судьбе доктора Будаха. Румата замолчал, сдерживая дыхание. Кажется, все обошлось пре- восходно. Держись, дон Рэба! Он взглянул на министра - и похолодел. Министр охраны короны нисколько не растерялся. Он ки- вал Румате с ласковой отеческой укоризной. Этого Румата никак не ожидал. Да он в восторге, ошеломленно подумал Румата. Зато король вел себя, как ожидалось. - Мошеник! - заорал он. - Удавлю! Где доктор? Где доктор, я вас спрашиваю! Молчать! Я вас спрашиваю, где доктор? Дон Рэба выступил вперед, приятно улыбаясь. - Ваше величество, - сказал он, - вы поистине счастливый госу- дарь, ибо у вас так много верных подданных, что они порой мешают друг другу в стремлении услужитж вам. (Король тупо смотрел на не- го.) Не скрою, как и все, происходящее в вашей стране, был мне известен и благородный замысел пылкого дона Руматы. Не скрою, что я выслал навстречу доктору Будаху наших серых солдат - исключи- тельно для того, чтобы уберечь почтенного пожилого человека от случайностей дальней дороги. Не буду я скрывать и того, что не торопился представить Будаха Ируканского вашему величеству... - Как же это вы осмелились? - укоризненно спросил король. - Ваше величество, дон Румата молод и столь же неискушен в по- литике, сколь многоопытен в благородной схватке. Ему и невдомек, - 69 - ................................................................. на какую низость способен герцог Ируканский в своей бешеной злобе против вашего величества. Но мы-то с вами это знаем, государь, не правда ли? (Король покивал.) И поэтому я счел необходимым произ- вести предварительно небольшое расследование. Я бы не стал торо- питься, но если вы, ваше величество (низкий поклон королю), и дон Румата (кивок в сторону Руматы) так настаиваете, то сегодня же после обеда доктор Будах, ваше величество, предстанет перед вами, чтобы начать курс лечения. - А вы не дурак, дон Рэба, - сказал король, подумав. - Рассле- дование - это хорошо. Это никогда не мешает. Проклятый ирука- нец... - он взвыл и снова схватился за колено. - Проклятая нога! Так, значит, после обеда? Будем ждать. И король, опираясь на плечо министра Церемоний, медленно про- шел в тронный зал мимо ошеломленного Руматы. Когда он погрузился в толпу расступающихся придворных, дон Рэба приветливо улыбнулся Румате и спросил: - Сегодня ночью вы, кажется, дежурите при опочивальне принца? Я не ошибаюсь? Румата молча поклонился. Румата бесцельно брел по бесконечным коридорам и переходам дворца, темным, сырым, провонявшим аммиаком и гнилью, мимо рос- кошных, убранных коврами комнат, мимо запыленных кабинетов с уз- кими зарешеченными окнами, мимо кладовых, заваленных рухлядью с ободранной позолотой. Людей здесь почти не было. Редкий придвор- ный рисковал посещать этот лабиринт в тыльной части дворца, где королевские апартаменты незаметно переходили в канцелярии минис- терства охраны короны. Здесь было легко заблудиться. Все помнили случай, когда гвардейский патруль, обходивший дворец по перимет- ру, был напуган истошными воплями человека, тянувшего к нему сквозь решетку амбразуры исцарапанные руки. "Спасите меня! - кри- чал человек. - Я камер-юнкер! Я не знаю, как выбраться! Я два дня ничего не ел! Возьмите меня отсюда!" (Десять дней между министром финансов и министром двора шла оживленная переписка, после чего решено было все-таки выломать решетку, и на протяжении этих деся- ти дней несчастного камер-юнкера кормили, подавая ему мясо и хлеб на кончике пики.) Кроме того, здесь было небезопасно. В тесных коридорах сталкивались подвыпившие гвардейцы, охранявшие особу короля, и подвыпившие штурмовики, охранявшие министерство. Реза- лись отчаянно, а удовлетворившись, расходились, унося раненых. Наконец здесь бродили и убиенные. За два века их накопилось во дворце порядочно. Из глубокой ниши в стене выступил штурмовик-часовой с топором наготове. - Не велено, - мрачно обьявил он. - Что ты понимаешь, дурак! - небрежно сказал Румата, отводя его рукой. Он слышал, как штурмовик нерешительно топчется сзади, и вдруг поймал себя на мысли о том, что оскорбительные словечки и небреж- ные жесты получаются у него рефлекторно, что он уже не играет вы- сокородного хама, а в значительной степени стал им. Он представил - 70 - ................................................................. себя таким на Земле, и ему стало мерзко и стыдно. Почему? Что со мной произошло? Куда исчезло воспитание и взлелеянное с детства уважение и доверие к себе подобным, к человеку, к замечательному существу, называемому "человек"? А ведь мне уже ничто не поможет, подумал он с ужасом. Ведь я же их по-настоящему ненавижу и прези- раю... Не жалею, нет - ненавижу и презираю. Я могу сколько угодно оправдывать тупость и зверство этого парня, мимо которого я сей- час проскочил, социальные условия, жуткое воспитание, все, что угодно, но я теперь отчетливо вижу, что это мой враг, враг всего, что я люблю, враг моих друзей, враг того, что я считаю самым свя- тым. И ненавижу я его не теоретически, не как "типичного предста- вителя", а его самого, его как личность. Ненавижу его слюнявую морду, вонь его немытого тела, его слепую веру, его злобу ко все- му, что выходит за пределы половых отправлений и выпивки. Вот он топчется, этот недоросль, которого еще полгода назад толстопузый папаша порол, тщась приспособить к торговле лежалой мукой и заса- харившимся вареньем, сопит, стоеросовая дубина, мучительно пыта- ясь вспомнить параграфы скверно вызубренного устава, и никак не может сообразить, нужно ли рубить благородного дона топором, орать ли "караул!" или просто махнуть рукой - все равно никто не узнает. И он махнет на все рукой, вернется в свою нишу, сунет в пасть ком жевательной коры и будет чавкать, пуская слюни и прич- мокивая. И ничего на свете он не хочет знать, и ни о чем на свете он не хочет думать. Думать! А чем лучше орел наш дон Рэба? Да, конечно, его психология запутаней и рефлексы сложней, но мысли его подобны вот этим пропахшим аммиаком и преступлениями лабирин- там дворца, и он совершенно уже невыносимо гнусен - страшный преступник и бессовестный паук. Я пришел сюда любить людей, по- мочь им разогнуться, увидеть небо. Нет, я плохой разведчик, поду- мал он с раскаянием. Я никуда не годный историк. И когда это я успел провалиться в трясину, о которой говорил дон Кондор? Разве бог имеет право на какое-нибудь чувство, кроме жалости? Позади раздалось торопливое бух-бух-бух сапогами по коридору. Румата повернулся и опустил руки крест-накрест на рукоятки мечей. К нему бежал дон Рипат, придерживая на боку клинок. - Дон Румата!.. Дон Румата!.. - закричал он еще издали хриплым шепотом. Румата оставил мечи. Подбежав к нему, дон Рипат огляделся и проговорил едва слышно на ухо: - Я вас ищу уже целый час. Во дворце Вага Колесо! Разговарива- ет с доном Рэбой в лиловых покоях. Румата даже зажмурился на секунду. Затем, осторожно отстранив- шись, сказал с вежливым удивлением: - Вы имеете в виду знаменитого разбойника? Но ведь он не то казнен, не то вообще выдуман. Лейтенант облизнул сухие губы. - Он существует. Он во дворце... Я думал, вам будет интересно. - Милейший дон Рипат, - внушительно сказал Румата, - меня ин- тересуют слухи. Сплетни. Анекдоты... Жизнь так скучна... Вы меня, очевидно, неправильно понимаете... (Лейтенант смотрел на него бе- зумными глазами.) Посудите сами - какое мне дело до нечистоплот- - 71 - ................................................................. ных связей дона Рэбы, которого, впрочем, я слишком уважаю, чтобы как-то судить?.. И потом, простите, я спешу... Меня ждет дама. Дон Рипат снова облизнул губы, неловко поклонился и боком по- шел прочь. Румату вдруг осенила счастливая мысль. - Кстати, мой друг, - приветливо окликнул он. - Как вам понра- вилась небольшая интрига, которую мы провели сегодня утром с до- ном Рэбой? Дон Рипат с готовностью остановился. - Мы очень удовлетворены, - сказал он. - Не правда ли, это было очень мило? - Это было великолепно! Серое офицерство очень радо, что вы, наконец, открыто приняли нашу сторону. Такой умный человек, как вы, дон Румата, и яшкаетесь с баронами, с благородными выродка- ми... - Мой дорогой Рипат! - высокомерно сказал Румата, поворачива- ясь, чтобы идти. - Вы забываете, что с высоты моего происхождения не видно никакой разницы даже между королем и вами. До свидания. Он широко зашагал по коридорам, уверенно сворачивая в попереч- ные проходы и молча отстраняя часовых. Он плохо представлял себе, что собирается сделать, но он понимал, что это удивительная, ред- костная удача. Он должен слышать разговор между двумя пауками. Недаром дон Рэба обещал за живого Вагу в четырнадцать раз больше чем за Вагу мертвого... Из-за лиловых портьер ему навстречу выступили два серых лейте- нанта с клинками наголо. - Здравствуйте, друзья, - сказал дон Румата, останавливаясь между ними. - Министр у себя? - Министр занят, дон Румата, - сказал один из лейтенантов. - Я подожду, - сказал Румата и прошел под портьеры. Здесь было непроглядно темно. Румата ощупью пробирался среди кресел, столов и чугунных подставок для светильников. Несколько раз он явственно слышал чье-то сопение над ухом, и его обдавало густым чесночно-пивным духом. Потом он увидел слабую полоску све- та, расслышал знакомый гнусавый тенорок почтенного Ваги и остано- вился. В ту же секунду острие копья осторожно уперлось ему между лопатками. "Тише, болван, - сказал он раздраженно, но негромко. - Это я, дон Румата". Копье отодвинулось. Румата подтащил кресло к полоске света, сел, вытянув ноги, и зевнул так, чтобы было слыш- но. Затем он стал смотреть. Пауки встретились. Дон Рэба сидел в напряженной позе, положив локти на стол и сплетя пальцы. Справа от него лежал на куче бумаг тяжелый метательный нож с деревянной рукоятью. На лице министра была приятная, хотя и несколько оцепенелая улыбка. Почтенный Вага сидел на софе спиной к Румате. Он был похож на старого чудакова- того вельможу, проведшего последние тридцать лет безвыездно в своем загородном дворце. - Выстребаны обстряхнутся, - говорил он, - и дутой чернушень- кой обьятно хлюпнут по маргазам. Это уже двадцать длинных хоха- рей. Марко было бы тукнуть по пестрякам. Да хохари облыго ружуют. На том и покалим сростень. Это наш примар... Дон Рэба пощупал бритый подбородок. - 72 - ................................................................. - Студно туково, - задумчиво сказал он. Вага пожал плечами. - Таков наш примар. С нами габузиться для вашего оглода не сростно. По габарям? - По габарям, - решительно сказал министр охраны короны. - И пей круг, - произнес Вага, поднимаясь. Румата, оторопело слушавший эту галиматью, обнаружил на лице Ваги пушистые усы и острую седую бородку. Настоящий придворный времен прошлого регенства. - Приятно было побеседовать, - сказал Вага. Дон Рэба тоже встал. - Беседа с вами доставила мне огромное удовольствие, - сказал он. - Я впервые вижу такого смелого человека, как вы, почтен- ный... - Я тоже, - скучным голосом сказал Вага. - Я тоже поражаюсь и горжусь смелостью первого министра нашего королевства. Он повернулся к дону Рэбе спиной и побрел к выходу, опираясь на жезл. Дон Рэба, не спуская с него задумчивого взгляда, рассе- янно положил пальцы на рукоять ножа. Сейчас же за спиной Руматы кто-то страшно задышал, и длинный коричневый ствол духовой трубки просунулся мимо его уха к щели между портьерами. Секунду дон Рэба стоял, словно прислушиваясь, затем сел, выдвинул ящик стола, изв- лек кипу бумаг и погрузился в чтение. За спиной Руматы сплюнули, трубка убралась. Все было ясно. Пауки договорились. Румата встал и, наступая на чьи-то ноги, начал пробираться обратно к выходу из лиловых покоев. Король обедал в огромной двусветной зале. Тридцатиметровый стол накрывался на сто персон: сам король, дон Рэба, особы коро- левской крови (два десятка полнокровных личностей, обжор и выпи- вох), министры двора и церемоний, группа родовитых аристократов, приглашаемых традиционно (в том числе и Румата), дюжина заезжих баронов с дубоподобными баронетами и на самом дальнем конце стола - всякая аристократическая мелочь, правдами и неправдами добивша- яся приглашения за королевский стол. Этих последних, вручая им приглашение и номерок на кресло, предупреждали: "Сидите неподвиж- но, король не любит, когда вертятся. Руки держите на столе, ко- роль не любит, когда руки прячут под стол. Не оглядывайтесь, ко- роль не любит, когда оглядываются". За каждым таким обедом пожиралось огромное количество тонкой пищи, выпивались озера ста- ринных вин, разбивалась и портилась масса посуды знаменитого Эс- торского фарфора. Министр финансов в одном из своих докладов ко- ролю похвастался, что один-единственный обед его величества стоит столько же, сколько полугодовое содержание Соанской Академии На- ук. В ожидании, когда министр церемоний под звуки труб трижды про- возгласил "К столу!", Румата стоял в группе придворных и в деся- тый раз слушал рассказ дона Тамэо о королевском обеде, на котором он, дон Тамэо, имел честь присутствовать полгода назад. - ...Я нахожу свое кресло, мы стоим, входит король, садится, садимся и мы. Обед идет своим чередом. И вдруг, представьте себе, - 73 - ................................................................. дорогие доны, я чувствую, что подо мной мокро... Мокро! Ни повер- нуться, ни поерзать, ни пощупать рукой я не решаюсь. Однако, улу- чив момент, я запускаю руку под себя - и что же? Действительно мокро! Нюхаю пальцы - нет, ничем особенным не пахнет. Что за притча! Между тем обед кончается, все встают, а мне, представьте себе, благородные доны, встать как-то страшно... Я вижу, что ко мне идет король - король! - Но продолжаю сидеть на месте, словно барон-деревенщина, не знающий этикета. Его величество подходит ко мне, милостливо улыбается и кладет руку мне на плечо. "Мой доро- гой дон Тамэо, - говорит он, - мы уже встали и идем смотреть ба- лет, а вы все еще сидите. Что с вами, уж не обьелись ли вы?" - "Ваше величество, - говорю я, - отрубите мне голову, но подо мной мокро". Его величество изволил рассмеяться и приказал мне встать. Я встал - и что же? Кругом хохот! Благородные доны, я весь обед просидел на ромовом торте! Его величество изволил очень смеяться. "Рэба, Рэба, - сказал, наконец, он, - это все ваши шутки! Изволь- те почистить благородного дона, вы испачкали ему седалище!" Дон Рэба, заливаясь смехом, вынимает кинжал и принимается счищать торт с моих штанов. Вы представляете мое состояние, благородные доны? Не скрою, я трясся от страха при мысли о том, что дон Рэба, униженный при всех, отомстит мне. К счастью, все обошлось. Уверяю вас, благородные доны, это самое счастливое впечатление моей жиз- ни! Как смеялся король! Как был доволен его величество! Придворные хохотали. Впрочем, такие шутки были в обычае за ко- ролевским столом. Приглашенных сажали в паштеты, в кресла с под- пиленными ножками, на гусиные яйца. Саживали и на отравленные иглы. Король любил, чтобы его забавляли. Румата вдруг подумал: любопытно, как бы я поступил на месте этого идиота? Боюсь, что королю пришлось бы искать себе другого министра охраны, а инсти- туту пришлось бы прислать в Арканар другого человека. В общем на- до быть начеку. Как наш орел дон Рэба... Загремели трубы, мелодично взревел министр церемоний, вошел, прихрамывая, король, и все стали рассаживаться. По углам залы, опершись на двуручные мечи, неподвижно стояли дежурные гвардейцы. Румате достались молчаливые соседи. Справа заполняла кресло тря- сущаяся туша угрюмого обжоры дона Пифы, супруга известной краса- вицы, слева бессмысленно смотрел в пустую тарелку Гур Сочинитель. Гости замерли, глядя на короля. Король затолкал за ворот серова- тую салфетку, окинул взглядом блюда и схватил куриную ножку. Едва он впился в нее зубами, как сотня ножей с лязгом опустилась на тарелки и сотня рук протянулась над блюдами. Зал наполнился чав- каньем и сосущими звуками, забулькало вино. У неподвижных гвар- дейцев с двуручными мечами алчно зашевелились усы. Когда-то Рума- ту тошнило на этих обедах. Сейчас он привык. Разделывая кинжалом баранью лопатку, он покосился направо и сейчас же отвернулся: дон Пифа висел над целиком зажаренным каба- ном и работал, как землеройный автомат. Костей после него не ос- тавалось. Румата задержал дыхание и залпом осушил стакан Ируканс- кого. Затем он покосился налево. Гур Сочинитель вяло ковырял ложкой в блюдечке с салатом. - Что нового пишите, отец Гур? - спросил Румата вполголоса. - 74 - ................................................................. Гур вздрогнул. - Пишу?.. Я?.. Не знаю... Много. - Стихи? - Да... Стихи... - У вас отвратительные стихи, отец Гур (Гур странно посмотрел на него.) Да-да, вы не поэт. - Не поэт... Иногда я думаю, кто же я? И чего я боюсь? Не знаю. - Глядите в тарелку и продолжайте кушать. Я вам скажу, кто вы. Вы гениальный сочинитель, открыватель новой и самой плодотворной дороги в литературе. (На щеках Гура медленно выступил румянец.) Через сто лет, а может быть и раньше, по вашим следам пойдут де- сятки сочинителей. - Спаси их господь! - вырвалось у Гура. - Теперь я скажу вам, чего вы боитесь. - Я боюсь тьмы. - Темноты? - Темноты тоже. В темноте мы во власти призраков. Но больше всего я боюсь тьмы, потому что во тьме все становятся одинаково серыми. - Отлично сказано, отец Гур. Между прочим, можно еще достать ваше сочинение? - Не знаю... И не хочу знать. - На всякий случай знайте: один экземпляр находится в метропо- лии, в библиотеке императора. Другой хранится в музее Раритетов в Соане. Третий - у меня. Гур трясущейся рукой положил себе ложку желе. - Я... Не знаю... - он с тоской посмотрел на Румату огромными запавшими глазами. - Я хотел бы почитать... Перечитать... - Я с удовольствием ссужу вам... - И потом?.. - Потом вы вернете. - И потом вам вернут! - резко сказал Гур. Румата покачал головой. - Дон Рэба очень напугал вас, отец Гур. - Напугал... Вам приходилось когда-нибудь жечь собственных де- тей? Что вы знаете о страхе, благородный дон!.. - Я склоняю голову перед тем, что вам пришлось пережить, отец Гур. Но я от души осуждаю вас за то, что вы сдались. Гур сочинитель вдруг принялся шептать так тихо, что Румата ед- ва слышал его сквозь чавканье и гул голосов: - А зачем все это?.. Что такое правда?.. Принц Хаар действи- тельно любил прекрасную меднокожую Яиневнивору... У них были де- ти... Я знаю их внука... Ее действительно отравили... Но мне обьяснили, что это ложь... Мне обьяснили, что правда - это то, что сейчас во благо королю... Все остальное ложь и преступление. Всю жизнь я писал ложь... И только сейчас я пишу правду... Он вдруг встал и громко нараспев выкрикнул: Велик и славен, словно вечность, Король, чье имя - благородство! - 75 - ................................................................. И отступила бесконечность, И уступило первородство! Король перестал жевать и тупо уставился на него. Гости втянули головы в плечи. Только дон Рэба улыбнулся и несколько раз безз- вучно хлопнул в ладоши. Король выплюнул на скатерть кости и ска- зал: - Бесконечность?.. Верно. Правильно, уступила... Хвалю. Можешь кушать. Чавканье и разговоры возобновились. Гур сел. - Легко и сладостно говорить правду в лицо королю, - сипло проговорил он. Румата промолчал. - Я передам вам экземпляр вашей книги, отец Гур, - сказал он. - Но с одним условием. Вы немедленно начнете писать следующую книгу. - Нет, - сказал Гур. - Поздно. Пусть Киун пишет. Я отравлен. И вообще все это меня больше не интересует. Сейчас я хочу только одного - научиться пить. И не могу... Болит желудок... Еще одно поражение, подумал Румата. Опоздал. - Послушайте, Рэба, - сказал вдруг король. - А где же лекарь? Вы обещали мне лекаря после обеда. - Он здесь, ваше величество, - сказал дон Рэба. - Велите поз- вать? - Велю? Еще бы! Если бы у вас так болело колено, вы бы визжа- ли, как свинья!.. Давайте его сюда немедленно! Румата откинулся на спинку кресла и приготовился смотреть. Дон Рэба поднял над головой и щелкнул пальцами. Дверь отворилась, и в залу, непрерывно кланяясь, вошел сгорбленный пожилой человек в долгополой мантии, украшенной изображениями серебряных пауков, звезд и змей. Под мышкой он держал плоскую продолговатую сумку. Румата был озадачен: он представлял себе Будаха совсем не таким. Не могло быть у мудреца и гуманиста, автора всеобьемлющего "Трак- тата о ядах" таких бегающих выцветших глазок, трясущихся от стра- ха губ, жалкой, заискивающей улыбки. Но он вспомнил Гура Сочини- теля. Вероятно, следствие над подозреваемым ируканским шпионом стоило литературной беседы в кабинете дона Рэбы. Взять Рэбу за ухо, подумал он сладостно. Притащить его в застенок. Сказать па- лачам: "Вот ируканский шпион, переодевшийся нашим славным минист- ром, король велел выпытать у него, где настоящий министр, делайте свое дело, и горе вам, если он умрет раньше, чем через неде- лю..." Он даже прикрылся рукой, чтобы никто не видел его лица. Что за страшная штука ненависть... - Ну-ка, ну-ка, пойди сюда, лекарь, - сказал король. - Экий ты, братец, мозгляк. А ну-ка приседай, приседай, говорят тебе! Несчастный Будах начал приседать. Лицо его исказилось от ужа- са. - Еще, еще, - гнусавил король. - Еще разок! Еще! Коленки не болят, вылечил-таки свои коленки. А покажи зубы! Та-ак, ничего зубы. Мне бы такие... И руки ничего, крепкие. Здоровый, здоровый, хотя и мозгляк... Ну давай, голубчик, лечи, чего стоишь... - 76 - ................................................................. - Ва-аше величество... Со-соизволит показать ножку... Ножку... - услыхал Румата. Он поднял глаза. Лекарь стоял на коленях перед королем и осторожно мял его но- гу. - Э... Э! - сказал король. - Ты что это? Ты не хватай! Взялся лечить, так лечи! - Мне все по-понятно, ваше величество, - пробормотал лекарь и принялся торопливо копаться в своей сумке. Гости перестали жевать. Аристократики на дальнем конце стола даже привстали и вытянули шеи, сгорая от любопытства. Будах достал из сумки несколько каменных флаконов, откупорил их и, поочередно нюхая, расставил в ряд на столе. Затем он взял кубок короля и налил до половины вином. Произведя над кубком пас- сы обеими руками и прошептав заклинания, он быстро опорожнил в вино все флаконы. По залу распространился явственный запах наша- тырного спирта. Король поджал губы, заглянул в кубок и, скривив нос, посмотрел на дона Рэбу. Министр сочувственно улыбнулся. Придворные затаили дыхание. Что он делает, удивленно подумал Румата, ведь у старика подаг- ра! Что он там намешал? В трактате ясно сказано: растирать опух- шие сочленения настоем на трехдневном яде белой змеи Ку. Может быть, это для растирания? - Это что, растирать? - спросил король, опасливо кивая на ку- бок. - Отнюдь нет, ваше величество, - сказал Будах. Он уже немного оправился. - Это внутрь. - Вну-утрь? - король надулся и откинулся в кресле. - Я не же- лаю внутрь. Растирай. - Как угодно, ваше величество, - покорно сказал Будах. - Но осмелюсь предупредить, что от растирания пользы не будет никакой. - Почему-то все растирают, - брюзгливо сказал король, - а тебе обязательно надо вливать в меня эту гадость. - Ваше величество, - сказал Будах, гордо выпрямившись, - это лекарство известно одному мне! Я вылечил им дядю герцога Ируканс- кого. Что же касается растирателей, то ведь они не вылечили вас, ваше величество... Король посмотрел на дона Рэбу. Дон Рэба сочувственно улыбнул- ся. - Мерзавец ты, - сказал король лекарю неприятным голосом. - Мужичонка. Мозгляк паршивый. - он взял кубок. - Вот как тресну тебя кубком по зубам... - он заглянул в кубок. - А если меня вы- тошнит? - Придется повторить, ваше величество, - скорбно произнес Бу- дах. - Ну ладно, с нами бог! - сказал король и поднес было кубок ко рту, но вдруг так резко отстранил его, что плеснул на скатерть. - А ну, выпей сначала сам! Знаю я вас, ируканцев, вы Святого Мику варварам продали! Пей, говорят! Будах с оскорбленным видом взял кубок и отпил несколько глот- ков. - Ну как? - спросил король. - 77 - ................................................................. - Горько, ваше величество, - сдавленным голосом произнес Бу- дах. - Но пить надо. - На-адо, на-адо... - забрюзжал король. - Сам знаю, что надо. Дай сюда. Ну вот, полкубка вылакал, дорвался... Он залпом опрокинул кубок. Вдоль стола понеслись сочувственные вздохи - и вдруг все затихло. Король застыл с разинутым ртом. Из глаз его градом посыпались слезы. Он медленно побагровел, затем посинел. Он протянул над столом руку, судорожно щелкая пальцами. Дон Рэба поспешно сунул ему соленый огурец. Король молча швырнул огурцом в дона Рэбу и опять протянул руку. - Вина... - просипел он. Кто-то кинулся, подал кувшин. Король, бешено вращая глазами, гулко глотал. Красные струи текли по его белому камзолу. Когда кувшин опустел, король бросил его в Будаха, но промахнулся. - Стервец! - сказал он неожиданным басом. - Ты за что меня убил? Мало вас вешали! Чтоб ты лопнул! Он замолчал и потрогал колено. - Болит! - прогнусавил он прежним голосом. - Все равно болит! - Ваше величество, - сказал Будах. - Для полного излечения на- до пить микстуру ежедневно в течение по крайней мере недели... В горле у короля что-то пискнуло. - Вон! - взвизгнул он. - Все вон отсюда! Придворные, опрокидывая кресла, гурьбой бросились к дверям. - Во-о-он!.. - истошно вопил король, сметая со стола посуду. Выскочив из зала, Румата нырнул за какую-то портьеру и стал хохотать. За соседней портьерой тоже хохотали - надрывно, задыха- ясь, с повизгиванием. .