- 91 - ................................................................. 4. Рэдрик Шухарт, 31 год За ночь долина остыла, а на рассвете стало совсем холодно. Они шли по насыпи, ступая по сгнившим шпалам между ржавыми рельсами, и Рэдрик смотрел, как блестят на кожаной куртке Артура Барбриджа капельки сгустившегося тумана. Мальчишка шагал легко, весело, словно не было позади томительной ночи, нервного напряжения, от которого до сих пор тряслась каждая жилка, двух жутких часов на мокрой макушке плешивого холма, которые они провели в мучительном полусне, прижавшись друг к другу спинами для тепла, пережидая по- ток "зеленки", обтекавшей холм и исчезавшей в овраге. По сторонам насыпи лежал густой туман. Время от времени он на- ползал на рельсы тяжелыми серыми струями, и в этих местах они шли по колено в медленно клубящейся мути. Пахло мокрой ржавчиной, из болота справа от насыпи тянуло тухлятиной. Вокруг ничего не было видно, кроме тумана, но Рэдрик знал, что в обе стороны тянется холмистая равнина с каменными россыпями, а за равниной во мгле скрываются горы. И еще он знал, что когда взойдет солнце и туман осядет росой, он должен увидеть где-то слева остов разбитого вер- толета, а впереди - состав вагонеток, и вот тогда начнется самое дело. Рэдрик на ходу просунул ладонь между спиной и рюкзаком и вски- нул рюкзак повыше, чтобы край баллона с гелием не резал хребет. Тяжелый, гад, как я с ним поползу? Полтора километра на карач- ках... Ладно, не гунди, сталкер, знал, на что идешь. Пятьсот ты- сяч монет дожидаются в конце дороги, можно и попотеть. Пятьсот тысяч, лакомый ломоть, а? Черта я им отдам меньше чем за пятьсот тысяч. И черта я дам Стервятнику больше тридцати. А сопляку... А сопляку - ничего. Если старый гад хоть полправды сказал, то соп- ляку - ничего. Он снова взглянул в спину Артуру и некоторое время прищурясь смотрел, как тот легко шагает через две шпалы разом, широкопле- чий, узкобедрый, и длинные вороные, как у сестры, волосы вздраги- вают в такт шагам. Сам напросился, угрюмо подумал Рэдрик. Сам. И чего это он так отчаянно напрашивался? Прямо дрожал весь, слезы на глазах... "Возьмите меня, мистер Шухарт ! Мне разные люди предлагали, но я хотел бы только с Вами, они ведь все никуда не годятся! Отец... Но ведь он теперь не может !" Рэдрик усилием во- ли оборвал это воспоминание. Думать об этом было противно, и, мо- жет быть, поэтому он стал думать о сестре Артура. Просто уму не- постижимо: такая роскошная женщина, а на самом деле - пустышка, обман, кукла неживая, а не женщина. Как, помнится, пуговицы на кофте у матери - янтарные такие, полупрозрачные, золотистые, так и хочется сунуть в рот и сосать в ожидании какой-то необычайной сладости, и он брал их в рот и сосал, и каждый раз страшно разо- чаровывался, и каждый раз забывал об этом разочаровании - даже не то чтобы забывал, а просто отказывался верить собственной памяти, стоило ему их снова увидеть. А может быть, папахен его ко мне подослал, подумал он об Арту- ре. Вон у него какая пушка в заднем кармане... Нет, вряд ли. Стервятник меня знает. Стервятник знает, что со мной шутки плохи. - 92 - ................................................................. И знает, какой я в зоне. Нет, чепуха все это. Не первый он меня просил, не первый он слезы лил, другие и на колени становились... А пушки они все с собой таскают по первому разу. По первому и последнему. Неужели по последнему? Ох, по последнему, парень! Вот ведь что получается, Стервятник: по последнему. Да, папахен, уз- нал бы ты про эту его затею - так бы его костылями отделал, сы- ночка своего, в зоне вымоленного... Он вдруг почувствовал, что впереди что-то есть - недалеко уже, метрах в тридцати-сорока. - Стой, - сказал он Артуру. Парень послушно замер на месте. Реакция у него была хорошая - он так и застыл с приподнятой ногой, а затем медленно и осторожно опустил ее на землю. Рэдрик остановился рядом с ним. Колея здесь заметно уходила вниз и совершенно скрывалась в тумане. И там, в тумане, что-то было. Что-то большое и неподвижное. Безопасное. Рэдрик осторожно потянул ноздрями воздух. Да. Безопасное. - Вперед, - сказал он негромко, подождал, пока Артур сделает шаг, и двинулся за ним. Краем глаза он видел лицо Артура, точеный его профиль, чистую кожу щеки и решительно поджатые губы под тон- чайшими усиками. Они погрузились в туман по пояс, потом по шею, а еще через несколько секунд впереди замаячила косая глыба вагонетки. - Все, - сказал Рэдрик и стал стягивать рюкзак. - Садись, где стоишь. Перекур. Артур помог ему стянуть рюкзак, а потом они сели рядышком на ржавый рельс, Рэдрик отстегнул один из клапанов, достал сверток с едой и термос с кофе, и пока Артур разворачивал сверток и устраи- вал бутерброды на рюкзаке, вытащил из-за пазухи флягу, отвинтил крышку и, прикрыв глаза, сделал несколько медленных глотков. - Глотнешь? - предложил он, обтирая ладонью горлышко фляги. - Для храбрости... Артур обиженно помотал головой. - Для храбрости мне не нужно, мистер Шухарт, - сказал он. - Я лучше кофе, если разрешите. Сыро здесь очень, правда? - Сыро, - согласился Рэдрик. Он спрятал флягу, выбрал бутерб- род и принялся жевать. - Вот туман рассеется, увидишь, что тут кругом сплошные болота. Раньше в этих местах комарья было - страшное дело... Он замолчал и налил себе кофе. Кофе был горячий, густой, слад- кий, пить его сейчас было даже приятнее, чем спиртное. От него пахло домом, Гутой. И не просто Гутой, а Гутой в халатике, прямо со сна, с еще сохранившимся рубцом от подушки на щеке. Зря я в это дело впутался, подумал он. Пятьсот тысяч... А на кой мне эти пятьсот тысяч? Бар я на них покупать собираюсь, что ли? Деньги нужны, чтобы о них не думать. Это правильно. Это Дик верно ска- зал. Дом есть, сад есть, без работы в Хармонте не останешься... Завел меня Стервятник, завел, как молоденького... - Мистер Шухарт, - сказал вдруг Артур, глядя в сторону. - А вы серьезно верите, что эта штука исполняет желания? - Чепуха! - рассеянно произнес Рэдрик и замер с поднесенным ко рту стаканчиком. - А ты откуда знаешь, за какой такой штукой мы идем? - 93 - ................................................................. Артур смущенно засмеялся, запустил пятерню в вороные волосы, подергал и сказал: - Да вот догадался!.. Я уже и не помню, что именно натолкнуло меня на эту мысль... Ну, во-первых, раньше отец все время бубнил про этот золотой шар, а последнее время вдруг перестал и вместо этого зачастил к вам, а я ведь знаю - никакие вы не друзья, что бы там отец ни говорил... Потом, он странный какой-то стал пос- леднее время... - Артур снова засмеялся и покрутил головой, что-то вспоминая. - А окончательно я все понял, когда вы с ним на пустыре испытывали этот дирижаблик... - он похлопал ладонью по рюкзаку, где лежала туго свернутая оболочка воздушного шара. - Честно говоря, я вас тогда выследил, и когда увидел, как вы мешок с камнями поднимаете и ведете над землей, тут уж мне все стало окончательно ясно. По-моему, в зоне, кроме золотого шара, ничего тяжелого больше не осталось. - он откусил от бутерброда, пожевал и задумчиво проговорил с набитым ртом: - Я вот только не понимаю, как вы будете его цеплять, он же, наверное, гладкий... Рэдрик все смотрел на него поверх стаканчика и думал, до чего же они не по- хожи друг на друга - отец и сын. Ничего общего между ними не бы- ло. Ни лица, ни голоса, ни души. У Стервятника голос хриплый, за- искивающий, подлый какой-то, но когда он об этом говорил, то говорил здорово. Нельзя его было не слушать. "Рыжий, - говорил он тогда, перегнувшись через стол. - Нас ведь двое осталось всего, да на двоих две ноги, и обе твои... Кому же как не тебе? Это же, может, самое ценное, что в зоне есть! Кому ж достанется, а? Неуж- то этим чистоплюям достанется, с ихними машинами? Ведь я его на- шел, я! Сколько там наших по дороге полегло! А нашел я! Себе бе- рег. И сейчас никому бы не отдал, да руки, видишь, коротки ста- ли... Кроме тебя - некому. Сколько я разных молокососов натаски- вал, целую школу, понимаешь, для них открыл, - не могут, кость не та... Ну ладно, ты не веришь. Не веришь - не надо. Тебе - деньги. Дашь мне, сколько сам захочешь, я знаю, ты не обидишь... А я, мо- жет, ноги себе верну. Ноги верну, понимаешь ты? Зона ведь ноги у меня отобрала, так, может, зона и отдаст?.." - Что? - Спросил Рэдрик, очнувшись. - Я спросил, закурить можно, мистер Шухарт? - Да, - сказал Рэдрик. - Кури, кури... Я тоже закурю. Он залпом допил остаток кофе, вытащил сигарету и, разминая ее, уставился в редеющий туман. Псих, подумал он. Сумасшедший же. Но- ги ему... Стервецу... От всех этих разговоров копился в душе ка- кой-то осадок, непонятно какой. И он не растворялся со временем, а, наоборот, все копился и копился. И непонятно было, что это та- кое, но оно мешало, словно он чем-то заразился от Стервятника, но не гадостью какой-нибудь, а наоборот... Силой, что ли? Нет, не силой. А чем же тогда? Ну ладно, сказал он себе. Давай так: пред- положим, не дошел я сюда. Совсем уже собрался, рюкзак уложил, и тут что-то случилось... Сцапали меня, например. Плохо было бы? Определенно плохо. Почему плохо? Деньги пропали? Да нет, не в деньгах дело... Что добро этим гадам достанется, хрипатым, да костлявым? Правда, в этом что-то есть. Обидно. Но мне-то что? Все равно в конце концов все им достанется... - 94 - ................................................................. - Бр-р-р... - Артур передернул плечами. - До костей пробирает. Мистер Шухарт, может быть, дадите мне теперь глотнуть разок? Рэдрик молча достал флягу и протянул ему. А ведь я не сразу согласился, подумал он вдруг. Двадцать раз я посылал Стервятника подальше, а на двадцать первый все-таки сог- ласился. Как-то мне невмоготу стало совсем. И последний разговор у нас получился короткий и вполне деловой. "Здорово, Рыжий. Я вот карту принес. Может, все-таки посмотришь?" А я посмотрел ему в глаза, а глаза у него как нарывы - желтые с черной точкой, и я сказал: "Давай". И все. Помню, что пьяный был тогда, целую неделю пил. На душе было гадостно... А ч-черт, не все ли равно! Пошел и пошел. Что я в этом копаюсь, как психованный! Боюсь я, что ли? Он вздрогнул. Длинный, тоскливый скрип донесся вдруг из тума- на. Рэдрик вскочил, как подброшенный, и сейчас же, как подброшен- ный, вскочил Артур. Но уже снова было тихо, только шуршала, стру- ясь по насыпи у них из-под ног, мелкая галька. - Это, наверное, порода просела, - неуверенно, с трудом выговаривая слова, прошептал Артур. - Вагонетки - с породой... Стоят давно... Рэдрик смотрел прямо перед собой и ничего не видел. Он вспом- нил. Это было ночью. Он проснулся от такого же звука, тоскливого и длинного, обмирая, как во сне. Только это был не сон. Это кри- чала Мартышка, сидя на своей постели у окна. Гута проснулась тоже и взяла Рэдрика за руку, он чувствовал ее мгновенно покрывшееся испариной плечо, и так они лежали и слушали, а когда Мартышка за- молчала и улеглась, он подождал еще немного, потом встал, спус- тился на кухню и жадно выпил полбутылки коньяку. С этой ночи он запил. - Порода, - говорил Артур. - Она, знаете, проседает со време- нем. От сырости, от эрозии, от всяких таких причин... Рэдрик посмотрел на его побледневшее лицо и снова сел. Сигаре- та его куда-то пропала из пальцев, он закурил новую. Артур посто- ял еще немного, опасливо вертя головой, потом тоже сел и сказал негромко: - Я знаю, рассказывают, что в зоне будто бы кто-то живет. Ка- кие-то люди. Не пришельцы, а именно люди. Будто посещение застиг- ло их тут, и они мутировали... Приспособились к новым условиям. Вы слыхали об этом, мистер Шухарт? - Да, - сказал Рэдрик. - Только это не здесь. Это в горах. На северо-западе. Пастухи какие-то. Вот он чем меня заразил, думал он. Сумасшествием своим он меня заразил. Вот, значит, почему я сюда пошел. Вот что мне здесь на- до... Какое-то странное и очень новое ощущение медленно заполнило его. Он сознавал, что ощущение это на самом деле совсем не новое, что оно давно уже сидело где-то у него в печенках, но только сей- час он о нем догадался, и все встало на свои места. И то, что раньше казалось глупостью, сумасшедшим бредом выжившего из ума старика, обернулось теперь единственной надеждой, единственным смыслом жизни, потому что только сейчас он понял: единственное на всем свете, что у него еще осталось, единственное, ради чего он жил последние месяцы, была надежда на чудо. Он, дурак, болван, - 95 - ................................................................. отталкивал эту надежду, затаптывал ее, издевался над нею, пропи- вал ее, потому что он так привык, потому что никогда в жизни, с самого детства, он не рассчитывал ни на кого, кроме себя, и пото- му что с самого детства этот расчет на себя выражался у него в количестве зелененьких, которые ему удавалось вырвать, выдрать, выгрызть из окружающего его равнодушного хаоса. Так было всегда, и так было бы и дальше, если бы он в конце концов не оказался в такой яме, из которой его не вызволят никакие зелененькие, в ко- торой рассчитывать на себя совершенно бессмысленно. А сейчас эта надежда - уже не надежда, а уверенность в чуде - заполнила его до самой макушки, и он уже удивлялся, как мог раньше жить в таком беспросветном, безисходном мраке... Он засмеялся и толкнул Артура в плечо. - Что, сталкер, - сказал он, - еще поживем, как ты считаешь, а? Артур удивленно посмотрел на него, неуверенно улыбаясь. А Рэд- рик смял промасленную бумагу от бутербродов, зашвырнул ее под ва- гонетку и прилег на рюкзак, упершись локтем. - Ну хорошо, - сказал он. - А предположим, например, что этот самый золотой шар действительно... Что б ты тогда пожелал? - Значит, вы все-таки верите? - быстро спросил Артур. - Это неважно - верю я там или не верю. Ты мне на вопрос от- веть. Ему вдруг на самом деле стало интересно узнать, что может поп- росить у золотого шара такой вот парень, молокосос еще, вчерашний школьник, и он с веселым любопытством следил, как Артур хмурится, тревожит усики, вскидывает на него и снова прячет глаза. - Ну, конечно, ноги отцу... - проговорил Артур наконец. - Что- бы дома было все хорошо... Врешь, врешь, - добродушно сказал Рэдрик. - Ты, браток, учти: золотой шар только сокровенные желания выполняет, только такие, что если не исполнится, то хоть в петлю! Артур Барбридж покраснел, снова вскинул на Рэдрика и тотчас же опустил глаза и совсем залился краской, даже слезы выступили. Рэдрик ухмыльнулся, глядя на него. - Все понятно, - сказал он почти ласково. - Ладно, это не мое дело. Держи уж свое при себе... - И тут он вдруг вспомнил про пистолет и подумал, что, пока есть время, надо учесть все, что можно учесть. - Что это у тебя в заднем кармане? - спросил он небрежно. - Пистолет, - буркнул Артур и закусил губу. - Зачем он тебе? - Стрелять! - сказал Артур с вызовом. - Брось, брось, - строго проговорил Рэдрик и сел прямо. - Да- вай его сюда. В зоне стрелять не в кого. Давай. Артур хотел что-то сказать, но промолчал, сунул руку за спину, вытащил армейский кольт и протянул Рэдрику, держа за ствол. Рэд- рик взял пистолет за теплую рубчатую рукоятку, подбросил его, поймал и спросил: - Платок у тебя есть какой-нибудь? Давай, я заверну... Он взял у Артура носовой платок, чистенький, пахнущий одеколо- - 96 - ................................................................. ном, завернул пистолет и положил сверток на шпалу. - Пусть пока здесь полежит, - обьяснил он. - Даст бог, вернем- ся сюда - возьмем. Может, в самом деле от патрульных отстрели- ваться придется... Хотя от патрульных отстреливаться, браток... Артур решительно помотал головой. - Да мне не для того, - сказал он с досадой. - Там только один патрон. Чтобы, если как с отцом... - Во-он что... - протянул Рэдрик, рассматривая его в упор. - Ну, за это можешь не беспокоиться. Если как с отцом, то уж до этого места я тебя дотащу. Обещаю... Гляди, рассвело! Туман исчезал на глазах. На насыпи его уже не было вовсе, а внизу и вдали молочная мгла проседала и протаивала, сквозь нее прорастали округлые щетинистые вершины холмов, и между холмами коегде виднелась уже рябая поверхность прокисшего болота, покры- тая реденьким заморенным лозняком, а на горизонте, за холмами, ярко-желтым вспыхнули вершины гор, и небо над горами было ясное и голубое. Артур оглянулся через плечо и восхищенно вскрикнул. Рэд- рик тоже оглянулся. На востоке горы казались черными, а над ними полыхало и переливалось знакомое изумрудное зарево - зеленая заря зоны. Рэдрик поднялся, зашел за вагонетку, присел на насыпи и, покряхтывая, смотрел, как быстро гаснет, затапливается розовым зеленое зарево, и оранжевая краюха солнца выползает из-за хребта, и сразу от холмов потянулись лиловатые тени - все стало резким, рельефным, все стало видно как на ладони, и прямо перед собой, метрах в двухста, Рэдрик увидел вертолет. Вертолет упал, видно, в самый центр "комариной плеши", и весь фюзеляж его расплющило в жестяной блин, только хвост остался цел, его слегка изогнуло, и он черным крючком торчал над прогалиной между холмами, и стабили- зирующий винт остался цел - отчетливо поскрипывал, покачиваясь на легком ветерке. "Плешь", видимо, попалась мощная, даже пожара настоящего не получилось, и на расплющенной жестянке отчетливо выделялась красно-синяя эмблема королевских военно-воздушных сил, которую Рэдрик вот уже сколько лет и в глаза не видел и вроде бы даже позабыл, как она выглядит. Потом Рэдрик вернулся к рюкзаку, достал карту и разложил ее на спекшейся груде породы в вагонетке. Самого карьера видно отсюда не было - его заслонил холм с почерневшим, обгорелым деревом на вершине. Этот холм предстояло обойти справа, по лощине между ним и другим холмом, который тоже был виден отсюда, совсем голый, с бурой каменной осыпью по всему склону. Все ориентиры совпадали, но Рэдрик не испытывал удовлетворе- ния. Многолетний инстинкт сталкера категорически протестовал про- тив самой мысли, несуразной и противоестественной, - прокладывать тропу между двумя близкими возвышенностями. Ладно, подумал Рэд- рик, это мы еще посмотрим. На месте будет виднее. Тропа до этой лощины вела по болоту, по открытому, ровному месту, которое каза- лось отсюда безопасным, но, приглядевшись, Рэдрик различил между сухими кочками какое-то темно-серое пятно. Он взглянул на карту. Там стоял крестик, и корявыми буквами было написано: "Хлюст". Красный пунктир тропы шел правее крестика. Кличка была вроде бы знакомая, но кто такой этот Хлюст, как он выглядел и когда он - 97 - ................................................................. был, Рэдрик вспомнить не мог. Вспомнилось ему почему-то только: дымный зал в "Боржче", огромные красные лапы, сжимающие стаканы, громовой хохот, разинутые желтозубые пасти - фантастическое стадо титанов и гигантов, собравшихся на водопой, одно из самых ярких воспоминаний детства - первое посещение "Боржча". Что я тогда принес? "Пустышку", кажется. Прямо из зоны, мокрый, голодный, ошалелый, с мешком через плечо, ввалился в этот кабак, грохнул мешок на стойку перед Эрнестом, злобно щерясь и озираясь, выдер- жал грохочущий залп издевательств, дождался, пока Эрнест - тогда еще молодой, всегда при галстуке бабочкой, - отсчитал сколько-то там зелененьких... Нет, тогда были еще не зелененькие, тогда были квадратные, королевские, с какой-то полуголой бабой в плаще и в венке... Дождался, спрятал деньги в карман и неожиданно для себя самого цапнул со стойки тяжелую пивную кружку и с размаху хватил ею по ближайшей хохочущей пасти... Рэдрик ухмыльнулся и подумал: может, это и был Хлюст? - Разве между холмами можно, господин Шухарт? - вполголоса спросил над ухом Артур. Он стоял рядом и тоже разглядывал карту. - Там посмотрим, - сказал Рэдрик. Он все смотрел на карту. На карте было еще два крестика - один на склоне холма с деревом, другой на - каменной осыпи. Пудель и Очкарик. Тропа проходила по- низу между ними. - Там посмотрим, - повторил он, сложил карту и сунул ее в карман. Он оглядел Артура. - Подай мне на спину рюкзак... Пойдем, как раньше, - сказал он, встряхивая рюкзак и прилаживая лямки поудобнее. - Ты идешь впереди, чтобы я тебя каждую минуту видел. Не оглядывайся, а уши держи нараспашку. Мой приказ - закон. Имей в виду, придется много ползти, грязи не вздумай бояться, если прикажу - мордой в грязь без разговоров... Да курточку свою застегни. Готов? - Готов, - сказал Артур глухо. Он здорово нервничал. Румянца на щеках у него как не бывало. - Первое направление - вот. - Рэдрик резко махнул ладонью в сторону ближайшего холма в сотне шагов от насыпи. - Ясно? Пошел. Артур судорожно вздохнул и, перешагнув через рельс, стал боком спускаться с насыпи. Галька с шумом сыпалась за ним. - Легче, легче, - сказал Рэдрик. - Спешить некуда. Он стал осторожно спускаться следом, привычно регулируя инер- цию тяжелого рюкзака мускулами ног. Краем глаза он все время сле- дил за Артуром. Боится парень, думал он. Правильно боится. Пред- чувствует, наверное. Если у него чутье как у папаши, то должен предчувствовать... Знал бы ты, Стервятник, как обернулось дело. Знал бы ты, Стервятник, что я тебя на этот раз послушаюсь. "А вот здесь, Рыжий, тебе одному не пройти. Хочешь не хочешь, а придется тебе кого-нибудь с собой взять. Могу кого-нибудь из своих отдать, кого не жалко...". Уговорил. Первый раз в жизни согласился я на такое дело. Ну ничего, подумал он. Может быть, все-таки обойдется, все-та- ки я не Стервятник, может быть, словчим что-нибудь... - Стоп! - приказал он Артуру. Парнишка остановился по щиколотку в ржавой воде. Пока Рэдрик - 98 - ................................................................. спускался, трясина затянула его по колено. - Камень видишь? - спросил Рэдрик. - Вон, под холмом лежит. Давай на него. Артур двинулся вперед. Рэдрик отпустил его на десять шагов и пошел следом. Трясина под ногами чавкала. Это была мертвая тряси- на - ни мошкары, ни лягушек, даже лозняк здесь высох и сгнил. Рэдрик привычно посматривал по сторонам, но пока все было вроде бы спокойно. Холм медленно приближался, наполз на низкое еще солнце, потом закрыл всю восточную часть неба. У камня Рэдрик ог- лянулся в сторону насыпи. Насыпь была ярко озарена солнцем, на ней стоял поезд из десятка вагонеток, часть вагонеток сорвалась с рельсов и лежала на боку, насыпь под ними была покрыта рыжими по- теками высыпавшейся породы. А дальше, в сторону карьера, к северу от поезда, воздух над рельсами мутно дрожал и переливался, и вре- мя от времени в нем мгновенно вспыхивали и гасли маленькие раду- ги. Рэдрик посмотрел на это дрожание, сплюнул почти всухую и от- вернулся. - Дальше, - сказал он, и Артур повернул к нему напряженное лицо. - Вон тряпье, видишь? Да не туда смотришь! Вон там, пра- вее... - Да, - сказал Артур. - Так вот, это был некий Хлюст. Давно был. Он не слушался старших и теперь лежит там специально для того, чтобы показывать умным людям дорогу. Возьми два пальца влево от этого Хлюста... Взял? Засек точку? Ну примерно там, где лозняк чуть погуще... Двигай туда. Пошел! Теперь они шли параллельно насыпи. С каждым шагом воды под но- гами становилось все меньше, и скоро они шагали уже по сухим пру- жинистым кочкам. А на карте здесь везде сплошное болото, подумал Рэдрик. Устарела карта, давненько Барбридж здесь не бывал, вот она и устарела. Плохо. Оно, конечно, по сухому идти легче, но лучше уж чтобы здесь было это болото... Ишь вышагивает, подумал он про Артура. Как по центральному проспекту. Артур, видимо, приободрился и шел теперь полным шагом. Одну руку он засунул в карман, а другой весело отмахивал, словно на прогулке. Тогда Рэдрик пошарил в кармане, выбрал гайку граммов на двадцать и, прицелившись, запустил ему в голову. Гайка попала Ар- туру прямо в затылок. Парень ахнул, обхватил голову руками и, скорчившись, рухнул на сухую траву. Рэдрик остановился над ним. - Вот так оно здесь и бывает, Арчи, - сказал он назидательно. - Это тебе не бульвар, ты здесь со мной не на шпацир вышел. Артур медленно поднялся. Лицо у него было совершенно белое. - Все понятно? - спросил Рэдрик. Артур глотнул и покивал. - Вот и хорошо. А в следующий раз надаю по зубам. Если жив ос- танешься. Пошел! А из паренька мог бы получиться сталкер, думал Рэдрик. Звали бы его, наверное, Красавчик Арчи. У нас был уже один Красавчик, звали его Диксон, а теперь его зовут Суслик. Единственный стал- кер, который попал в "мясорубку" и все-таки выжил. Повезло. Он-то, чудак, до сих пор думает, что это его Барбридж из "мясо- - 99 - ................................................................. рубки" вытащил. Черта с два! Из "мясорубки" не вытащишь... Из зо- ны он его выволок, это верно. Совершил Барбридж такой геройский поступок! Только попробовал бы он не выволочь! Эти его штучки тогда уже всем надоели, и ребята ему сказали в тот раз прямо: один лучше не возвращайся. А ведь как раз тогда Барбриджа и проз- вали Стервятником, до этого он у нас в битюгах ходил... Рэдрик вдруг ощутил на левой щеке едва заметный ток воздуха и сейчас же, еще не успев ни о чем подумать, крикнул: - Стой ! Он вытянул руку влево. Ток воздуха чувствовался там сильнее. Где-то между ними и насыпью разлеглась "Комариная плешь", а может быть, она шла и по самой насыпи - не зря же свалились вагонетки. Артур стоял как вкопанный, он даже не обернулся. - Возьми правее, - приказал Рэдрик. - Пошел. Да, неплохой был бы сталкер... Кой черт, жалею я его, что ли? Этого еще не хватало. А меня кто-нибудь когда-нибудь жалел?.. Во- обще-то да, жалели. Кирилл меня жалел. Дик Нунан меня жалеет. Правда, он, может быть, не столько меня жалеет, сколько к Гуте прислоняется, но, может быть, и жалеет, одно другому не помеха у порядочных людей... Только мне вот жалеть никого не приходится. У меня выбор: или - или... Он впервые с полной отчетливостью предс- тавил себе этот выбор: или этот паренек, или моя Мартышка. Тут и выбирать нечего, все ясно. Если только чудо возможно, сказал ка- кой-то голос изнутри, и он с ужасом и ожесточением задавил в себе этот голос. Они миновали груду серого тряпья. От Хлюста ничего не оста- лось, только лежала поодаль в засохшей траве длинная, насквозь проржавевшая палка - миноискатель. Тогда многие пользовались ми- ноискателями, покупали втихаря у армейских интендантов, надеялись на эти штуки как на самого господа бога, а потом два сталкера подряд за несколько дней погибли с ними, убитые подземными разря- дами. И как отрезало... Кто же все-таки был этот Хлюст? Стервят- ник его сюда привел или он сам сюда пришел? И почему их всех тя- нуло к этому карьеру? Почему я об этом ничего не слыхал?.. Дь- явол, припекает-то как! И это с утра, а что будет потом? Артур, который шел шагах в пяти впереди, поднял руку и вытер со лба пот. Рэдрик покосился на солнце. Солнце было еще невысоко. И тут он вдруг осознал, что сухая трава под ногами не шуршит, как раньше, а словно бы поскрипывает, как картофельная мука, и она уже не колючая и жесткая, как раньше, а мягкая и зыбкая, - она рассыпалась под сапогом, словно лохмотья копоти. И он увидел чет- ко выдавленные следы Артура и бросился на землю, крикнув: "Ло- жись!" Он упал лицом в траву, и она разлетелась в пыль под его щекой, и он заскрипел зубами от злости, что так не повезло. Он лежал, стараясь не двигаться, все еще надеясь, что, может быть, проне- сет, хотя и понимал, что они попались. Жар усиливался, наваливал- ся, обволакивая все тело, как простыня, смоченная кипятком, глаза залило потом, и Рэдрик запоздало крикнул Артуру: "Не шевелись! Терпи!" И стал терпеть сам. И он бы вытерпел, и все обошлось бы тихо-благородно, пропотели - 100 - ................................................................. бы только, но не выдержал Артур. То ли не расслышал, что ему крикнул, то ли перепугался сверх всякой меры, а может быть, разом припекло его еще сильнее, чем Рэдрика, - во всяком случае управ- лять собой он перестал и слепо, с каким-то горловым воплем, ки- нулся, пригнувшись, куда погнал его бессмысленный инстинкт - на- зад, как раз туда, куда бежать уж никак нельзя было. Рэдрик едва успел приподняться и обеими руками ухватить его за ногу, и он всем телом грянулся о землю, подняв тучу пепла, взвизгнул неес- тественно высоким голосом, лягнул Рэдрика свободной ногой в лицо, забился и задергался, но Рэдрик, сам уже плохо соображая от боли, наполз на него, прижимаясь обожженным лицом к кожаной куртке, стремясь задавить, втереть в землю, обеими руками держа за длин- ные волосы дергающуюся голову и бешено колотя носками ботинок и коленями по ногам, по земле, по заду. Он смутно слышал стоны и мычание, доносившиеся из-под него, и свой собственный хриплый рев: "Лежи, жаба, лежи, убью...", а сверху на него все наваливали и наваливали груды раскаленного угля, и уже полыхала на нем одеж- да, и трещала, вздуваясь пузырями и лопаясь, кожа на ногах и бо- ках, и он, уткнувшись лбом в серый пепел, судорожно уминая грудью голову этого проклятого сопляка, не выдержал и заорал изо всех сил... Он не помнил, когда все это кончилось. Понял только, что снова может дышать, что воздух снова стал воздухом, а не раскаленным паром, выжигающим глотку, и сообразил, что надо спешить, что надо как можно скорее убираться из-под этой дьявольской жаровни, пока она снова не опустилась на них. Он сполз с Артура, который лежал совершенно неподвижно, зажал обе его ноги под мышкой и, помогая себе свободной рукой, пополз вперед, не спуская глаз с черты, за которой снова начиналась трава, мертвая, сухая, колючая, но нас- тоящая, - она казалась ему сейчас величайшим обиталищем жизни. Пепел скрипел на зубах, обожженное лицо то и дело обдавало остат- ками жара, пот лил прямо в глаза - наверное, потому, что ни бро- вей, ни ресниц у него больше не было. Артур волочился следом, словно нарочно цепляясь своей проклятой курточкой; горели обва- ренные руки, а рюкзак при каждом движении поддавал в обгорелый затылок. От боли и духоты Рэдрик с ужасом подумал, что совсем об- варился и теперь ему не дойти. От этого страха он сильнее зарабо- тал свободным локтем и коленками, только бы доползти, ну еще нем- ного, давай, Рэд, давай, Рыжий, вот так, вот так, ну еще немного... Потом он долго лежал, погрузив лицо и руки в холодную ржавую воду, с наслаждением вдыхая провонявшую гнилью прохладу. Век бы так лежал, но он заставил себя подняться, стоя на коленях, сбро- сил рюкзак, на четвереньках подобрался к Артуру, который все еще неподвижно лежал в шагах тридцати от болота, и перевернул его на спину. Н-да, красивый был мальчик. Теперь эта смазливая мордашка казалась черно-серой маской из смеси запекшейся крови и пепла, и несколько секунд Рэдрик с тупым интересом разглядывал продольные борозды на этой маске - следы от кочек и камней. Потом он поднял- ся на ноги, взял Артура под мышки и потащил к воде. Артур хрипло дышал, время от времени постанывая. Рэдрик бросил его лицом в са- - 101 - ................................................................. мую большую лужу и повалился рядом, снова переживая наслаждение от мокрой ледяной ласки. Артур забулькал, завозился, подтянул под себя руки и поднял голову. Глаза его были вытаращены, он ничего не соображал и жадно хватал ртом воздух, отплевываясь и кашляя. Потом взгляд его сделался осмысленным и остановился на Рэдрике. - Ф-фу-у... - сказал он и помотал лицом, разбрызгивая грязную воду. - Что это было, мистер Шухарт? - Смерть это была, - невнятно произнес Рэдрик и закашлялся. Он ощупал лицо. Было больно. Нос распух, но брови и ресницы, как это ни странно, были на месте. И кожа на руках тоже оказалась цела, только покраснела малость. Артур тоже осторожно трогал пальцами свое лицо. Теперь, когда страшную маску смыло водой, физиономия у него оказалась - тоже противу ожиданий - почти в порядке. Несколько царапин, ссадина на лбу, рассечена нижняя губа, а так, в общем, ничего. - Никогда о таком не слышал, - проговорил Артур и посмотрел назад. Рэдрик тоже оглянулся. На сероватой испепеленной траве оста- лось много следов, и Рэдрик поразился, как, оказывается, короток был тот страшный, бесконечный путь, который он прополз, спасаясь от гибели. Каких-нибудь метров двадцать-тридцать, не больше, было всего от края до края выжженной проплешины, но он сослепу и от страха полз по ней каким-то диким зигзагом, как таракан по раска- ленной сковороде, и спасибо еще, что полз, в общем, туда, куда надо, а ведь мог бы заползти на "комариную плешь" слева, а мог бы и вообще повернуть обратно... Нет, не мог бы, подумал он с ожес- точением. Это молокосос какой-нибудь мог бы, а я тебе не молоко- сос, и если бы не этот дурак, то вообще ничего бы не случилось, обварил бы себе ноги - вот и все неприятности. Он посмотрел на Артура. Артур с фырканьем умывался, покряхты- вал, задевая больные места. Рэдрик поднялся и, морщась от прикос- новений задубевшей от жары одежды к обожженной коже, вышел на су- хое место и нагнулся над рюкзаком. Вот рюкзаку досталось по-настоящему. Верхние клапаны просто-напросто обгорели, пузырьки в аптечке все полопались от жара к чертовой матери, и от жухлого пятна несло невыносимой медициной. Рэдрик отстегнул клапан, при- нялся выгребать осколки стекла и пластика, и тут, Артур у него за спиной сказал: - Спасибо вам, мистер Шухарт! Вытащили вы меня. Рэдрик промолчал. Какой еще черт - спасибо! Сдался ты мне - спасать тебя. - Я сам виноват, - сказал Артур. - Я ведь слышал, что вы мне приказали лежать, но я здорово перепугался, а когда припекло - совсем голову потерял. Я очень боли боюсь, мистер Шухарт... - Давай, вставай, - сказал Рэдрик, не оборачиваясь. - Это все были цветочки... Вставай, чего разлегся! Зашипев от боли в обожженных плечах, он вскинул на спину рюк- зак, продел руки в лямки. Ощущение было такое, будто кожа на обожженных местах сьежилась и покрылась болезненными морщинами. Боли он боится... С чумой тебя пополам вместе с твоей болью!.. Он огляделся. Ничего, с тропы не сошли. Теперь эти холмики с покой- - 102 - ................................................................. никами. Поганые холмики - стоят, гниды, торчат как чертовы макуш- ки, и эта лощинка между ними... Он невольно потянул носом воздух. Ах, поганенькая лощинка, вот она-то самая погань и есть. Жаба. - Лощинку между холмами видишь? - спросил он Артура. - Вижу. - Прямо на нее. Марш! Тыльной стороной ладони Артур вытер под носом и двинулся впе- ред, шлепая по лужам. Он прихрамывал и был уже не такой прямой и стройный, как раньше, - согнуло его, и шел он теперь осторожно, с большой опаской. Вот и еще одного я вытащил, подумал Рэдрик. Ко- торый же это будет? Пятый? Шестой? И теперь вот спрашивается: за- чем? Что он мне - родной? Поручился я за него? Слушай, Рыжий, а почему ты его тащил? Чуть ведь сам из-за него не загнулся... Те- перь-то, на ясную голову, я знаю: правильно я его тащил, мне без него не обойтись, он у меня как заложник за Мартышку. Я не чело- века вытащил, я миноискатель свой вытащил. Тральщик свой. Отмыч- ку. А там, на горячем месте, я об этом и думать не думал. Тащил его как родного, и мысли даже не было, чтобы бросить, хотя про все забыл - и про отмычку забыл, и про Мартышку забыл... Что же это получается? Получается, что я и в самом деле добрый парень. Это мне и Гута твердит, и Кирилл-покойник внушал, и Ричард все время насчет этого долдонит... Тоже мне, нашли добряка! Ты это брось, сказал он себе. Тебе здесь эта доброта ни к чему! Думать надо, а потом уже руками-ногами шевелить. Чтоб в первый и в пос- ледний раз, понятно? Добряк... Мне его надо сберечь для "мясоруб- ки", холодно и ясно подумал он. Здесь все можно пройти, кроме "мясорубки". - Стой! - сказал он Артуру. Лощина была перед ними, и Артур уже стоял, растерянно глядя на Рэдрика. Дно лощины было покрыто гнойно-зеленой, жирно отсвечива- ющей на солнце жижей. Над поверхностью ее курился легкий парок, между холмами он становился гуще, и в тридцати шагах уже ничего не было видно. И смрад. "Запашок там будет, Рыжий, так ты не то- го... Не дрейфь". Артур издал горловой звук и попятился. Тогда Рэдрик стряхнул с себя оцепенение, торопливо вытащил из кармана сверток с ватой, пропитанной дезодоратором, заткнул ноздри тампоном и протянул ва- ту Артуру. - Спасибо, мистер Шухарт, - слабым голосом сказал Артур. - А как-нибудь верхом нельзя?.. Рэдрик молча взял его за волосы и повернул его голову в сторо- ну кучи тряпья на каменной осыпи. - Это был Очкарик, - сказал он. - А на левом холме - отсюда не видно - лежит Пудель. В том же виде. Понял? Вперед. Жижа была теплая, липкая. Сначала они шли в рост, погрузившись по пояс, дно под ногами, к счастью, было каменистое и довольно ровное, но вскоре Рэдрик услышал знакомое жужжание с обеих сто- рон. На левом холме, освещенном солнцем, ничего не было видно, а на склоне справа, в тени, запрыгали бледные лиловатые огоньки. - Пригнись! - скомандовал он сквозь зубы и пригнулся сам. - Ниже, дурак! - крикнул он. - 103 - ................................................................. Артур испуганно пригнулся, и в ту же секунду громовой разряд расколол воздух. Над самыми головами у них затряслась в бешеной пляске разветвленная молния, едва заметная на фоне неба. Артур присел и окунулся по плечи. Рэдрик, чувствуя, что уши ему заложи- ло от грохота, повернул голову и увидел в тени ярко-алое, быстро тающее пятно среди каменного крошева, и сейчас же ударила вторая молния. - Вперед! Вперед! - заорал он, не слыша себя. Теперь они двигались на корточках, гусиным шагом, выставив на- ружу только головы, и при каждом разряде Рэдрик видел, как длин- ные волосы Артура встают дыбом, и чувствовал, как тысячи иголочек вонзаются в кожу лица. "Вперед! - монотонно повторял он. - Впе- ред!" Он уже ничего не слышал. Один раз Артур повернулся к нему в профиль, и он увидел вытаращенный ужасом глаз, скошенный на него, и белые прыгающие губы, и замазанную зеленью потную щеку. Потом молнии стали бить так низко, что им пришлось окунуться с головой. Зеленая слизь заклеивала рот, стало трудно дышать. Хватая ртом воздух, Рэдрик вырвал из носа тампоны и обнаружил вдруг, что смрад исчез, что воздух наполнен свежим, пронзительным запахом озона, а пар вокруг становился все гуще или, может быть, это по- темнело в глазах, и уже не видно было холмов ни справа, ни слева - ничего не было видно, кроме облепленной зеленой грязью головы Артура и желтого клубящегося пара вокруг. Пройду, пройду, думал Рэдрик. Не в первый раз, всю жизнь так, сам в дряни, а над головой молнии, иначе никогда и не было... И откуда здесь эта дрянь? Сколько дряни... С ума сойти, сколько дряни в одном месте! Это Стервятник, подумал он яростно. Это Стервятник здесь прошел, это за ним осталось... Очкарик лег спра- ва, Пудель лег слева, и все для того, чтобы Стервятник прошел между ними и оставил за собой всю свою мерзость... Так тебе и на- до, сказал он себе. Кто идет следом за Стервятником, тот всегда по горло в грязи. Ты что, этого раньше не знал? Их слишком много, Стервятников, почему и не осталось здесь ни одного чистого мес- та... Нунан - дурак: ты, мол, Рыжий, нарушитель равновесия, раз- рушитель порядка, тебе, мол, Рыжий, при любом порядке плохо, и при плохом плохо, и при хорошем плохо, - из-за таких, как ты, ни- когда не будет царствия небесного на земле... Да что ты в этом понимаешь, толстяк? Где это ты у нас видел хороший порядок? Когда это ты видел меня при хорошем порядке?.. Он поскользнулся на повернувшемся под ногой камне, окунулся с головой, вынырнул, увидел совсем рядом перекошенное, с вытаращен- ными глазами лицо Артура и вдруг на мгновение похолодел: ему по- казалось, что он потерял направление. Но он не потерял направле- ния. Он сейчас же понял, что идти надо вон туда, где из жижи торчит черная верхушка камня, понял, хотя, кроме этой верхушки, ничего не было видно в желтом тумане. - Стой! - заорал он. - Правее держи! Правее камня. Он опять не услышал своего голоса и тогда догнал Артура, пой- мал его за плечо и стал показывать рукой: держи правее камня, го- лову вниз. Вы мне за это заплатите, подумал он. У камня Артур нырнул, и сейчас же молния с треском ударила в черную верхушку, - 104 - ................................................................. только раскаленные крошки полетели. Вы мне за это заплатите, пов- торял он, погружаясь с головой и изо всех сил работая руками и ногами. В ушах гулко раскатился новый удар молнии. Я из вас всю душу вытрясу за это! Он мимолетно подумал: О ком это я? Не знаю. Но кто-то за это должен заплатить, кто-то мне за это заплатит! Подождите, дайте только добраться до шара, до шара мне дайте доб- раться, я вам не Стервятник, я с вас спрошу по-своему... Когда они выбрались на сухое место, на уже раскаленное солнцем каменное крошево, оглушенные, вывернутые наизнанку, шатаясь и цепляясь друг за друга, чтобы не упасть, Рэдрик увидел облуплен- ный автофургон, просевший на осях, и смутно вспомнил, что здесь, возле этого фургона, можно отдышаться в тени. Они забрались в тень. Артур лег на спину и принялся вялыми пальцами расстегивать на себе куртку, а Рэдрик привалился рюкзаком к стенке фургона, кое-как вытер ладони о щебень и полез за пазуху. - И мне... - проговорил Артур. - И мне, мистер Шухарт! Рэдрик поразился, какой у этого мальчишки громкий голос, хлеб- нул, закрыл глаза и протянул флягу Артуру. Все, подумал он вяло. Прошли. И это прошли. Теперь - сумму прописью. Вы думаете, я за- был? Нет, я все помню. Думаете, я вам спасибо скажу, что вы меня живым оставили, не утопили? Кол вам, а не спасибо. Теперь вам всем конец, понятно? Я ничего этого не оставлю. Теперь я решаю. Я, Рэдрик Шухарт, в здравом уме и трезвой памяти буду решать все и за всех. А вы все прочие, Стервятники, жабы, пришельцы, Костля- вые, Квотерблады, паразиты, зелененькие, Хрипатые, в галстучках, в мундирчиках, чистенькие, с портфелями, с речами, с благодеяния- ми, с работодательством, с вечными аккумуляторами, с вечными дви- гателями, с "комариными плешами", с лживыми обещаниями - хватит, поводили меня за нос, через всю мою жизнь волокли меня за нос, я все, дурак, хвастался, что, мол, как хочу, так и сделаю, а вы только поддакивали, а сами, гады, перемигивались и волокли меня за нос, тянули, тащили, через тюрьмы, через кабаки... Хватит! Он отстегнул ремни рюкзака и принял из рук Артура флягу. - Никогда я не думал, - говорил Артур с кротким недоумением в голосе, - даже представить себе не мог... Я, конечно, знал - смерть, огонь... Но вот такое!.. Как же мы с вами обратно-то пой- дем? Рэдрик не слушал его. То, что говорит этот человечек, теперь не имеет никакого значения. Это и раньше не имело никакого значе- ния, но раньше он все-таки был человеком. А теперь это... Так, говорящая отмычка. Пусть говорит. - Помыться бы... - Артур озабоченно озирался. - Хоть бы лицо сполоснуть. Рэдрик рассеянно взглянул на него, увидел слипшиеся, свалявши- еся войлоком волосы, измазанное подсохшей слизью лицо со следами пальцев, и всего его, покрытого коркой потрескавшейся грязи, и не ощутил ни жалости, ни раздражения, ничего. Говорящая отмычка. Он отвернулся. Впереди расстилалось унылое, как заброшенная строи- тельная площадка, пространство, засыпанное острой щебенкой, запо- рошенное белой пылью, залитое слепящим солнцем, нестерпимо белое, горячее, злое, мертвое. Дальний край карьера был уже виден отсюда - 105 - ................................................................. - тоже ослепительно белый и кажущийся с этого расстояния совер- шенно ровным и отвесным, а ближний край отмечала россыпь крупных обломков, и спуск в карьер был там, где среди обломков красным пятном выделялась кабина экскаватора это был единственный ориен- тир. Надо было идти прямо на него, положившись на самое обыкно- венное везенье. Артур вдруг приподнялся, сунул руку под фургон и вытащил отту- да ржавую консервную банку. - Взгляните-ка, мистер Шухарт, - сказал он, оживившись. - Ведь это, наверное, отец оставил... Там и еще есть. Рэдрик не ответил. Это ты зря, подумал он равнодушно. Лучше бы тебе сейчас про отца не вспоминать, лучше бы тебе сейчас помалки- вать. А впрочем, все равно... Он поднялся и зашипел от боли, по- тому что вся одежда приклеилась к телу, к обожженной коже, и те- перь что-то там внутри мучительно рвалось, отдиралось, как засохший бинт от раны. Артур тоже поднялся и тоже зашипел и зак- ряхтел и страдальчески посмотрел на Рэдрика - видно было, что ему очень хочется пожаловаться, но он не решается. Он только сказал сдавленным голосом: - А нельзя мне сейчас еще разок глотнуть, мистер Шухарт? Рэдрик спрятал за пазуху флягу, которую держал в руке, и ска- зал: - Красное видишь между камнями? - Вижу, - сказал Артур и судорожно перевел дух. - Прямо на него. Пошел. Артур со стоном потянулся, расправляя плечи, весь скривился и, озираясь, проговорил: - Помыться бы хоть немножко... Приклеилось все. Рэдрик молча ждал. Артур безнадежно посмотрел на него, покивал и двинулся было, но тут же остановился. - Рюкзак, - сказал он. - Рюкзак забыли, мистер Шухарт. - Марш! - приказал Рэдрик. Ему не хотелось ни объяснять, ни лгать, да и не к чему все это было. И так пойдет. Деваться ему некуда. Пойдет. И Артур пошел. Побрел, ссутулившись, волоча ноги, пытаясь отодрать с лица прочно присохшую дрянь, сделавшись маленьким, жалким, тощим, как мокрый бродячий котенок. Рэдрик двинулся следом, и как только он вышел из тени, солнце опалило и ослепило его, и он прикрылся ладонью, жалея, что не прихватил темные очки. От каждого шага взлетало облачко белой пыли, пыль садилась на ботинки, она издавала нестерпимый запах - вернее, это от Артура несло, идти за ним следом было невозможно, и не сразу Рэдрик по- нял, что запах-то исходит больше всего от него самого. Запах был мерзкий, но какой-то знакомый - это он наполнял город в те дни, когда северный ветер нес по улицам дымы от завода. И от отца так же пахло, когда он возвращался домой, огромный, мрачный, с крас- ными бешеными глазами, и Рэдрик торопился забраться куда-нибудь в дальний угол и оттуда смотрел боязливо, как отец сдирает с себя и швыряет в руки матери рабочую куртку, стаскивает с огромных ног огромные стоптанные башмаки, пихает их под вешалку, а сам в одних носках липко шлепает в ванную под душ и долго ухает там, с трес- - 106 - ................................................................. ком хлопая себя по мокрым телесам, гремит тазами, что-то ворчит себе под нос, а потом ревет на весь дом: "Мария ! Заснула ?" Нуж- но было дождаться, пока он отмоется, сядет за стол, где уже стоит бутылочка, глубокая тарелка с густым супом и банка с кетчупом, дождаться, пока он дохлебает суп и примется за мясо с бобами, и вот тогда можно было выбираться на свет, залезать к нему на коле- ни и спрашивать, какого мастера и какого инженера он утопил се- годня в купоросном масле... Все вокруг было раскалено добела, и его мутило от сухой жесто- кой жары, от усталости, и неистово саднила обожженная, полопавшаяся на сгибах кожа, и ему казалось, что сквозь горячую муть, обволакивающую сознание, она пытается докричаться до него, умоляя о покое, о воде, о прохладе. Затертые до незнакомости вос- поминания громоздились в отекшем мозгу, опрокидывали друг друга, заслоняли друг друга, смешивались друг с другом, вплетаясь в бе- лый знойный мир, пляшущий перед полузакрытыми глазами, и все они были горькими, и все они вызывали царапающую жалость или нена- висть. Он пытался вмешаться в этот хаос, силился вызвать из прош- лого какой-нибудь сладкий мираж, ощущение нежности или бодрости, он выдавливал из глубин памяти свежее смеющееся личико Гуты, еще девчонки, желанной и неприкосновенной, и оно появлялось было, но сразу же затекало ржавчиной, искажалось и превращалось в угрюмую, заросшую грубой бурой шерстью мордочку Мартышки; он силился вспомнить Кирилла, святого человека, его быстрые, уверенные дви- жения, его смех, его голос, обещающий небывалые и прекрасные мес- та и времена, и Кирилл появлялся перед ним, а потом ярко вспыхи- вала на солнце серебряная паутина, и вот уже нет Кирилла, а уставляются в лицо Рэдрику немигающие ангельские глазки Хрипатого Хью, и большая белая рука его взвешивает на ладони фарфоровый контейнер... Какие-то темные силы, ворочающиеся в его сознании, мгновенно сминали волевой барьер и гасили то немногое хорошее, что еще хранила его память, и уже казалось, что ничего хорошего не было вовсе, а только рыла, рыла, рыла... И все это время он оставался сталкером. Не думая, не осозна- вая, не запоминая даже, он фиксировал словно бы спинным мозгом, что вот слева, на безопасном расстоянии, над грудой старых досок стоит "веселый призрак" - спокойный, выдохшийся, и плевать на не- го; а справа подул невнятный ветерок, и через несколько шагов об- наружилась ровная, как зеркало, "комариная плешь", многохвостая, будто морская звезда, - далеко, не страшно, - а в центре ее - расплющенная в тень птица, редкая штука, птицы над зоной почти не летают; а вон рядом с тропой две брошенных "пустышки" - видно, Стервятник бросил на обратном пути, страх сильнее жадности... Он все это видел, все учитывал, и стоило скрюченному Артуру хоть на шаг уклониться от направления, как рот Рэдрика сам собой раскры- вался, и хриплый предостерегающий оклик сам собой вылетал из глотки. Машину, думал он. Машину вы из меня сделали... А каменные обломки на краю карьера все приближались, и уже можно было разг- лядеть прихотливые узоры ржавчины на красной крыше кабины экска- ватора. Дурак ты, Барбридж, думал Рэдрик. Хитер, а дурак. Как же ты мне поверил, а? Ты же меня с таких вот пор знаешь, ты же меня - 107 - ................................................................. лучше меня самого знать должен. Старый ты стал, вот что. Поглу- пел. Да и то сказать - всю жизнь с дураками дело имел... И тут он представил себе, какое рыло сделалось у Стервятника, когда тот узнал, что Артур-то, Арчи, красавчик, кровинушка... Что в зону с Рыжим за его, Стервятниковыми, ногами ушел не сопляк бесполезный, а родной сын, жизнь, гордость... И, представив себе это рыло, Рэдрик захохотал, а когда Артур испуганно оглянулся на него, он, продолжая хохотать, махнул ему рукой: марш, марш! И опять пополз- ли по сознанию, как по экрану, рыла... Надо было менять все. Не одну жизнь и не две жизни, не одну судьбу и не две судьбы - каж- дый винтик этого подлого здешнего смрадного мира надо было ме- нять... Артур остановился перед крутым сьездом в карьер, остановился и замер, уставившись вниз и вдаль, вытянув длинную шею. Рэдрик по- дошел и остановился рядом. Но он не стал глядеть туда, куда смот- рел Артур. Прямо из-под ног в глубину карьера уходила дорога, еще много лет назад разбитая гусеницами и колесами тяжелых грузовиков. Справа от нее поднимался белый, растрескавшийся от жары откос, а слева откос был полуразрушен, и среди камней и груд щебня там стоял, накренившись, экскаватор, ковш его был опущен и бессильно уткнулся в край дороги. И, как и следовало ожидать, ничего больше на дороге не было видно, только возле самого ковша с грубых выс- тупов откоса свисали черные скрученные сосульки, похожие на толс- тые литые свечи, и множество черных клякс виднелось в пыли, слов- но там расплескали битум. Вот и все, что от них осталось, даже нельзя сказать, сколько их тут было. Может быть, каждая клякса - это один человек, одно желание Стервятника. Вон та - это Стервят- ник живым и невредимым вернулся из подвала седьмого корпуса. Вон та, побольше - это Стервятник без помех вытащил из зоны "шевеля- щийся магнит". А вон та сосулька - это роскошная, непохожая ни на мать, ни на отца Дина Барбридж. А вот это пятно - непохожий ни на мать, ни на отца Артур Барбридж, Арчи, красавчик, гордость... - Дошли! - исступленно прохрипел Артур. - Мистер Шухарт, дошли ведь все-таки, а? Он засмеялся счастливым смехом, присел на корточки и обоими кулаками изо всех сил заколотил по земле. Колтун волос у него на макушке трясся и раскачивался смешно и нелепо, летели в разные стороны высохшие ошметки грязи. И только тогда Рэдрик поднял гла- за и посмотрел на шар. Осторожно. С опаской. С затаенным страхом, что он окажется каким-нибудь не таким - разочарует, вызовет сом- нение, сбросит с неба, на которое удалось вскарабкаться, захлебы- ваясь в дряни... Он был не золотой, он был скорее медный, красноватый, совер- шенно гладкий, и он мутно отсвечивал на солнце. Он лежал под дальней стеной карьера, уютно устроившись среди куч слежавшейся породы, и даже отсюда было видно, какой он массивный и как тяжко придавил он свое ложе. В нем не было ничего разочаровывающего или вызывающего сомне- ние, но не было ничего и внушающего надежду. Почему-то сразу в голову приходила мысль, что он, вероятно, полый и что на ощупь он - 108 - ................................................................. должен быть очень горячим - солнце раскалило. Он явно не светился своим светом и он явно был неспособен взлететь на воздух и пля- сать, как это часто случалось в легендах о нем. Он лежал там, где он упал. Может быть, вывалился из какого-нибудь огромного кармана или затерялся, закатился во время игры каких-то гигантов - он не был установлен здесь, он валялся, валялся точно так же, как все эти "пустышки", "браслеты", батарейки и прочий мусор, оставшийся от посещения. Но в то же время что-то в нем все-таки было, и чем дольше Рэд- рик глядел на него, тем яснее он понимал, что смотреть на него приятно, что к нему хочется подойти, его хочется потрогать, пог- ладить, и откуда-то вдруг всплыла мысль, что хорошо, наверное, сесть рядом с ним, а еще лучше - прислониться к нему спиной, от- кинуть голову и, закрыв глаза, поразмыслить, повспоминать, а мо- жет быть, и просто подремать, отдыхая... Артур вскочил, раздернул все "молнии" на своей куртке, сорвал ее с себя и с размаху швырнул под ноги, подняв клуб белой пыли. Он что-то кричал, гримасничая и размахивая руками, а потом зало- жил руки за спину и, приплясывая, выделывая ногами замысловатые па, вприпрыжку двинулся вниз по спуску. Он больше не глядел на Рэдрика, он забыл о Рэдрике, он забыл обо всем - он шел выполнять свои желания, маленькие сокровенные желания краснеющего колледже- ра, мальчишки, который никогда в жизни не видел никаких денег, кроме так называемых карманных, молокососа, которого нещадно по- роли, если по возвращении домой от него хоть чуть-чуть пахло спиртным, из которого растили известного адвоката, а в перспекти- ве - министра, а в самой далекой перспективе - сами понимаете, президента... Рэдрик, прищурив воспаленные глаза от слепящего света, молча смотрел ему вслед. Он был холоден и спокоен, он знал, что сейчас произойдет, и он знал, что не будет смотреть на это, но пока смотреть было можно, и он смотрел, ничего особенного не ощущая, разве что где-то глубоко-глубоко внутри заворочался вдруг беспокойно некий червячок и завертел колючей головкой. А мальчишка все спускался, приплясывая по крутому спуску, от- бивая немыслимую чечетку, и белая пыль взлетала у него из-под каблуков, и он что-то кричал во весь голос, очень звонко, и очень весело, и очень торжественно, - как песню или как заклинание, - и Рэдрик подумал, что впервые за все время существования карьера по этой дороге спускались так - словно на праздник. И сначала он не слушал, что там выкрикивает эта говорящая отмычка, а потом как будто что-то включилось в нем, и он услышал: - Счастье для всех!.. Даром!.. Сколько угодно счастья!.. Все собирайтесь сюда!.. Хватит всем!.. Никто не уйдет обиженный!.. Даром!.. Счастье! Даром!.. А потом он вдруг замолчал, словно огромная рука с размаху заг- нала ему кляп в рот. И Рэдрик увидел, как прозрачная пустота, притаившаяся в тени ковша экскаватора, схватила его, вздернула в воздух и медленно, с натугой скрутила, как хозяйки скручивают белье, выжимая воду. Рэдрик успел заметить, как один из пыльных башмаков сорвался с дергающейся ноги и взлетел высоко над карь- ером. Тогда он отвернулся и сел. Ни одной мысли не было у него в - 109 - ................................................................. голове, и он как-то перестал чувствовать себя. Вокруг стояла ти- шина, и особенно тихо было за спиной, там, на дороге. Тогда он вспомнил о фляге - без обычной радости, просто как о лекарстве, которое пришло время принять. Он отвинтил крышку и стал пить ма- ленькими скупыми глотками, и впервые в жизни ему захотелось, что- бы во фляге было не спиртное, а просто холодная вода. Прошло некоторое время, и в голове стали появляться более или менее связные мысли. Ну вот и все, думал он нехотя. Дорога откры- та. Уже сейчас можно было бы идти, но лучше, конечно, подождать еще немножко. "Мясорубки" бывают с фокусами. Все равно ведь поду- мать надо. Дело непривычное - думать, вот в чем беда. Что такое "думать"? Думать - это значит извернуться, сфинтить, сблефовать, обвести вокруг пальца, но ведь здесь все это не годится... Ну ладно. Мартышка, отец... Расплатиться за все, душу из гадов вы- нуть, пусть дряни пожрут, как я жрал... Не то, не то это, Ры- жий... То есть то, конечно, но что все это значит? Чего мне надо -то? Это же ругань, а не мысли. Он похолодел от какого-то страш- ного предчувствия и, сразу перешагнув через множество разных рас- суждений, которые еще предстояли, свирепо приказал себе: ты вот что, Рыжий, ты отсюда не уйдешь, пока не додумаешься до дела, сдохнешь здесь рядом с этим шариком, сжаришься, сгниешь, но не уйдешь... Господи, да где же слова-то, мысли мои где? Он с размаху уда- рил себя полураскрытым кулаком по лицу. Ведь за всю жизнь ни од- ной мысли у меня не было! Подожди, Кирилл ведь что-то говорил та- кое... Кирилл! Он лихорадочно копался в воспоминаниях, всплывали какие-то слова, знакомые и полузнакомые, но все это было не то, потому что не слова остались от Кирилла - остались какие-то смут- ные картины, очень добрые, но ведь совершенно неправдоподобные... Подлость, подлость... И здесь они меня обвели, без языка остави- ли, гады... Шпана... Как был шпаной, так шпаной и состарился... Вот этого не должно быть! Ты, слышишь? Чтобы на будущее это раз и навсегда было запрещено! Человек рожден, чтобы мыслить (вот он, Кирилл, наконец-то!..). Только ведь я в это не верю. И раньше не верил, и сейчас не верю, и для чего человек рожден - не знаю. Ро- дился - вот и рожден. Кормится кто во что горазд. Пусть мы все будем здоровы, а они пускай все подохнут. Кто это - мы? Кто - они? Ничего же не понять. Мне хорошо - Барбриджу плохо, Барбриджу хорошо - Очкарику плохо, Хрипатому хорошо - всем плохо, и самому Хрипатому плохо, только он, дурак, воображает, будто сумеет как-нибудь вовремя извернуться... Господи, это ж каша, каша! Я всю жизнь с капитаном Квотербладом воюю, а он всю жизнь с Хрипа- тым воевал и от меня, обалдуя, только одного лишь хотел - чтобы я сталкерство бросил. Но как же мне было сталкерство бросить, когда семью кормить надо? Работать идти? А не хочу я на вас работать, тошнит меня от вашей работы, можете вы это понять? Я так полагаю: если среди вас человек работает, он всегда на кого-то из вас ра- ботает, раб он - и больше ничего, а я всегда хотел сам, сам хотел быть, чтобы на всех поплевывать, на тоску вашу и скуку... Он допил остатки коньяка и изо всех сил ахнул пустую флягу о землю. Фляга подскочила, сверкнув на солнце, и укатилась куда-то - 110 - ................................................................. - он сразу же забыл о ней. Теперь он сидел, закрыв глаза руками, и пытался уже не понять, не придумать, а хотя бы увидеть что-ни- будь, как оно должно быть, но он опять видел только рыла, рыла, рыла... Зелененькие, бутылки, кучи тряпья, которые когда-то были людьми, столбики цифр... Он знал, что все это надо уничтожить, и он хотел это уничтожить, но он догадывался, что если все это бу- дет уничтожено, то не останется ничего - только ровная голая зем- ля. От бессилия и отчаяния ему снова захотелось прислониться спи- ной и откинуть голову - он поднялся, машинально отряхнул штаны от пыли и начал спускаться в карьер. Жарило солнце, перед глазами плавали красные пятна, дрожал воздух на дне карьера, и в этом дрожании казалось, будто шар приплясывает на месте, как буй на волнах. Он прошел мимо ковша, суеверно поднимая ноги повыше и следя, чтобы не наступить на чер- ные кляксы, а потом, увязая в рыхлости, потащился наискосок через весь карьер к пляшущему и подмигивающему шару. Он был покрыт по- том, задыхался от жары, и в то же время морозный озноб пробирал его, он трясся крупной дрожью, как с похмелья, а на зубах скрипе- ла пресная меловая пыль. И он уже больше не пытался думать. Он только твердил про себя с отчаянием, как молитву: "Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой... Всемогущий, всесильный, всепонимающий... Разберись! Загляни в мою душу, я знаю - там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, - ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов, - счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!" . - 111 - ................................................................. Оглавление 1. Рэдрик Шухарт, 23 года, холост, лаборант Хармонтского фили- ала международного института Внеземных культур...............5 2. Рэдрик Шухарт, 28 лет, женат, без определенных занятий.....34 3. Ричард Г. Нунан, 51 год, представитель поставщиков элект- ронного оборудования при Хармонтском филиале МИВК...........62 4. Рэдрик Шухарт, 31 год.......................................91 .